СТАРАЯ МЕЛЬНИЦА КРУТИТСЯ-ВЕРТИТСЯ, ПЕРЕМАЛЫВАЯ ЛЮДСКИЕ СУДЬБЫ. #Нижнеудинские устои
В каждой экспедиции мы встречаемся с десятками людей, записываем множество историй. Каждая из них, безусловно, уникальна, как и ее обладатель. Но запоминаются по-разному. Наиболее глубоко западают те, которые как-то пересекаются с твоими собственными переживаниями, размышлениями. Наверное, поэтому так часто вспоминается мне рассказ библиотекаря из села Худоеланского Нижнеудинского района Ольги Даниловны Гончарук. А вот изложить долгое время не удавалось. О некоторых вещах тяжело слушать и писать. Но, чтобы осмыслить прошлое и настоящее, думаю, необходимо знать историю ее семьи и еще десятков семей, которые после Великой Отечественной войны оказались в таежном поселке с именем белорусского городка Витебска.
Вот рассказ Ольги Даниловны, немного адаптированный, выстроенный по сюжетным линиям, но практически дословный. Он о том, что, к сожалению, простой человек очень часто больше зависит от обстоятельств, чем они от него. Но даже в самых безнадежных ситуациях вера и молитва любящего сердца спасает отчаянных, творит чудеса, возрождает к новой жизни.
—Первой сюда была выслана мама моя, Анастасия Устиновна Гончарук (в девичестве Мельничук) из-за отца, который в это время отбывал срок в Воркуте. За что? Бандеровцем был. Но не по убеждению, а по глупости, по легкомыслию. Он был… вот как у Шолохова Григорий Мелехов. Все искал себя, пока доискался. Жили они в Ровенской области. Семья была религиозная. А когда в 1939 году пришла советская власть, начала там устанавливаться, в комсомол стали принимать. И он при всем селе отрекался от Бога, вступал в комсомол. Дед Василь за голову хватался — что делает? Потом их стали вербовать на Донбасс, на шахты. Никому ничего не сказал, завербовался. Когда поезд пошел, дед ему машет — прыгай, прыгай, а он ему — до свиданья! Как он там жил на Донбассе, где работал, не знаю. Хотел стать летчиком, но образования не хватало, пошел учиться на тракториста. И когда война началась, они трактора перегоняли, кругом такая неразбериха, и их всех бросили с этими тракторами. Он вернулся в свое село, и тут его заагитировали в лес, в «бандеровцы», короче говоря. «Лесным братом» стал. А «ястребки» — нквэдэшники их взяли. Его спасло то, что один командир оказался знакомым, знал, что он хоть и беспутный, но не бандит, людей не убивал. Поэтому его в живых оставили. Потом суд, его в Воркуту, а его жену, нашу маму, сюда, в Нижнеудинский район, на поселение.
У нее в это время уже была дочка, наша старшая сестричка Олечка. Сопровождавший их красноармеец говорит: «Вам есть кому отдать ее, чтоб в Сибирь не везти, это же такая дорога!». И знакомая взяла ее. Но она закричала: «Я от Насти – никуда!». И они в этих вагонах ехали, всякое там было. Но вот она вспоминала: зашел на одной станции красноармеец, говорит: «У кого есть деньги и бутылка, или какая посуда, я молока детям куплю». У мамы были деньги, и бутылка, она дала, он вышел, и поезд тронулся. Все говорят: «Ну, дурочка!» И что ж? На следующей остановке забегает он и кричит: «Кто давал на молоко?» Принес! И Олечка эта потом все время говорила, а пусть еще этот дядька молоко принесет. Их привезли в Черемхово, кроме нее еще троюродная сестра с тремя детьми, много. Они жили в Касьяновке. И корь была страшная, многие дети умирали. И Олечка умерла, у сестры сын умер. Ходили, отрывали от туалетов доски, сделали из них гробик. У мамы был платочек тырновый (польский, красочный), платьице. Она на Олечку надела, и их всех в общем рву похоронили. Потом литовцы своих забрали, японцы, это где-то в 70-х. А позже мама ездила, там уже дома стояли. Мама говорила, жить сама не хотела, и год не могла видеть детей маленьких. Так было тяжело…
На поселении первое время голодно было. Но у мамы уже Олечки не было, а у сестры еще двое детей. И мама пошла побираться, просить, чтоб их прокормить. Тетка говорила, если б не Настя, неизвестно, как бы выжили. Но им подавали, и утешали :«Не переживайте, все будет хорошо, видите, мы обосновались, и вы обоснуетесь. Придет весна, лето, посадите огороды». Рассказывала, как один раз собирала живицу допоздна, и думала уже не вернется, так голодно. И уже впотьмах бежит Марина, а в подоле у нее сухари: «Настя, Настя, с Украины посылка пришла! Живем! Сухари прислали!». А потом они стали здесь получше жить, а на Украине голодно. И тогда точно так же бабе Степе на хутор отправили посылку муки. Василина, сестра бежит, кричит:
«Мама, мама, Настя прислала муку!»
Вообще мама всегда больше вспоминала о хороших людях. Потому что сама такая была, добрая безответная на зло. Верующая. И отец наш выжил и пришел к пониманию жизни именно потому, что она за него молилась. Ее отец, дед Устин, говорил: «Настя, никогда не давай обет Господу Богу, а когда даешь, ты его должна, обет этот, обязательно сдержать». И вот она пообещала Господу, чтобы он (отец) остался живой: у меня перед Воскресением Твоим крошки во рту не будет. И она этот обет держала всю жизнь. А отец и не знал, почему она «голодает». Я помню, мы куличи выпекаем (она много их выпекала, сейчас я эту традицию продолжаю – 15 куличей, как мама учила), а она ни крошечки не возьмет. И вот папа не знал про этот ее обет, она пост и так держала, а последние три дня вообще строго. И он говорил: «Ну-у, Настя пОстится». А мы ему: «Тато, а ты знаешь почему она постится? За тебя же она дала обет». Пока жил, она все постилась. И когда умер- тоже. А потом уже возраст, мы ей: «Мама, уже тата нет, ты обет выполнила, давай, хоть понемножечку ешь…»
Умерла недавно, 96 лет ей было. Это человек жертвы, она всю себя кому-то посвящала. О ней все хорошо вспоминают: Настя такой человек, никого не осудит, не обсудит. Тут была девочка легкого поведения, она родила ребенка. А тут сидят на лавочке, то да се. Она подошла, говорит: «Зачем вы так на нее?». А ей: «Все у тебя наладится». И точно… На работе к ней иногда несправедливо относились, нам обидно было, говорим: «Мама, ну почему ты у нас такая, что не можешь дать отпор?». А она: «Лучше смолчать, чем ругаться…»
Отец наш, Данила Васильевич, отбыл наказание в Воркуте и тоже приехал в Витебск. И родились мы с сестрой. Конечно, жизнь его многому научила, изменила. .Я всегда добрым словом вспоминаю отца своего. Вообще, я не помню, чтоб у нас на Витебске были запойные мужчины. Занимались добычей живицы, это же выезжали в лес, ну, там бывало выпьют, и опять шли на работу. А отец у нас человек слова, он сказал «рюмки не будет во рту», значит не будет. Мама идет в магазин, спрашивает «Данила, тебе купить папиросы?» — «Нет! А эти отдай куму: я бросаю курить!». А курил до такой степени, что все хрипело в груди. И вот характерно. Все ждали сыновей, а он – нет, мне не надо, мне дочки нужны! Он любил нас, всегда интересовался нашими школьными делами. И куда бы ни ездил – отовсюду привозил нам книги. Помню, в 4 классе мы прочитали «Даурию» Седых. И у нас была химлесхозная библиотека на Витебске. Мама по вечерам занималась рукоделием, а он ей читал книги вслух! И вот я до сих пор помню: Загоскина – «Разлив» или «Русские» она по страницам рассказать могла! По радио тогда читали, вот «Тихий Дон» они включали и слушали. И украинский язык мы с сестрой знаем, книжечки украинские читали, сестра и разговаривает хорошо, я стесняюсь. Выписывал он и периодику на украинском языке: «Днипро», «Киев». Дома сначала говорили на украинском, а потом перемешанным. Пошла моя дочь в школу, учительница показывает морковку, спрашивает: Что это? Она: «Морква», «А это?» – «Буряк!». Мама на русском больше. А у отца «Кобзарь» Шевченко – настольная книга. И он всех просил: читайте стихи. На Украину съездит, «Вот Надя (племянница) так красиво читает стихи!
И да, за время своих мытарств он тоже вернулся к вере. Правда, молился в отличие от мамы (которая это делала всегда, при любых обстоятельствах) только в особо тяжелые моменты. Рассказывал: «Я видел Ангела-хранителя, и он меня спасал. Я видел его — маленького – на плече». В Воркуте, в шахте, вагонетка когда оборвалась, и в других ситуациях…
И что еще хочу сказать…Несмотря на обстоятельства, которые привели родителей в сюда, в Сибирь, жизнь-то у нас, детей их, оказалась счастливой, как и у всех детей в Витебске. Там белорусы, украинцы, немцы, литовцы. Химлесхоз живицей занимался, репрессированные. В таком прекрасном месте поселок, так дружно жили, хозяйство держали. Ребятишек много, семилетка-школа, рядом была деревня КАдуй, колхозная, там была четырехлетняя, и к нам ребятишек возили. У нас была учительница Валентина Михайловна Силенская. Ее многие помнят. В этих маленьких деревнях учителя как-то близкие по родству душ были. И когда у нас уже школа закрылась, детей витебских возили в интернат при Худоеланской школе, и она сюда переехала. Зимой, когда мы заболевали, она варила морс и шла, несла нам его в интернат. А потом была Александра Ивановна Безлукова, мы ее так любили, она молодая пришла после училища. Хорошо жили. И богато. Все работали, все хозяйства держали, и был достаток. Помню очень хорошо, как в праздник Троицы все село наряжалось в березки. И потом собирался стол большой во дворе, а мы, детвора, там бегали. И на Светлое Христово Воскресение. Накануне мужчины на пустыре перед магазином собирали большой костер, и возле этого костра встречали Христово Воскресение. Церкви-то не было! Вот такой выход нашли. Мы так ждали Пасху в детстве. По традиции, которую наши родители привезли с Украины, на следующий день приходили крестные и приносили своим крестникам гостинцы, сладости. На Новый год мы елку не ставили, а именно на Рождество, и подарки там были.
Мы все были пионерами, комсомольцами, но нас все равно дразнили «бандеровцами». А мы в ответ кричали: «Власовцы!». А люди разные, все перемешались, все стали едины, все перемололось. Я когда «Белую гвардию» Булгакова читала, думала: дети же не поймут. А это же мои родители пережили, когда привычный уклад рушится, мир рушится, страшно. Не удивительно, что многие запутывались, не могли понять, куда идти…
К сожалению, история снова совершает головокружительный виток по спирали в наши дни. И снова тысячи простых людей на Украине попадают в жернова политики и геополитики. И сколько тем жерновам вертеться, перемалывая судьбы, прежде чем выжившие окажутся в своем условном благословенном Витебске…И вся надежда на то, что снова и снова найдутся Насти, которые вымолят у Господа своих любимых. И жизнь, и мир, и нашу победу.
Автор Зоя Ивановна Горенко
Читайте другие статьи о нашей летней экспедиции: