Р.П. МАТВЕЕВА «ГРАНИ НАРОДНОЙ ЖИЗНИ»

Полевая фольклористика: грани народной жизни в фольклоре русского населения Байкальской Сибири*

Одним из главных принципов отечественной фольклористики был и остается принцип органической связи полевых изысканий и теоретических исследований. Будучи почвой для теоретических обобщений, сама полевая фольклористика напрямую связана с актуальными проблемами теории. Сегодня по-прежнему актуальна (как для полевой работы, так и научного осмысления современных процессов в народной культуре) проблема определения самого предмета исследования: что такое фольклор сегодня, каковы художественные формы и общественно-бытовые функции его современного бытования. Содержательные, формальные, функциональные признаки (прежде всего иерархия функций) фольклора подверглись в XX в. большим изменениям, особенно в последние десятилетия, в связи с чем в исследованиях рядом с традиционно укоренившемся названием «фольклор» употребляются и другие терминологические обозначения современных фольклорных явлений: «фольклоризм», «неофольклор», «постфольклор», «антифольклор». Появилось мнение, что фольклор как предмет исследования исчез. Ответить на поставленные вопросы без серьезных полевых исследований, новых подходов в определении содержания современного фольклора и параметров его предметного поля вряд ли возможно. Подходить к современным фольклорным явлениям с меркой «давно минувших дней», когда фольклор пронизывал весь уклад как сельской, так и городской жизни и доминировал в художественной культуре, некорректно.

О функционировании фольклора в современном культурном пространстве веское слово принадлежит полевой фольклористике, базирующейся на комплексном изучении локальных (региональных) традиций. Сама действительность ставит задачу успеть зафиксировать то, что еще бытует сейчас, а также сохранить живые рассказы о безвозвратно ушедшем культурно-бытовом укладе, запечатлеть образ традиционного человека, поскольку в условиях наступления глобализационных процессов происходит унификация и интенсивное исчезновение уникальных традиционных культур.

            В последние годы появилось немалое число фольклористических исследований и публикаций аутентичного фольклора именно на базе собирательской деятельности, конкретных полевых изысканий. В этом отношении существенный вклад в науку принадлежит сибирской фольклористике[1]. В качестве достижения в этой области достаточно назвать два разноплановых, разномасштабных, не похожих один на другой проекта: известную серию «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» и только что пришедшие в науку тома двадцатитомного «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Г.В. Афанасьевой–Медведевой (первые четыре тома из двадцати вышли в 2007-2008 гг.).

Серия «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» получила высокую международную оценку, признана лучшим издательским проектом XX века[2]. Она объемно представила фольклор живых традиций народов Сибири, ввела в науку огромный фольклорно-этнографический материал, в том числе в новейшей фиксации, значительно продвинула решение многих фольклористических проблем, открыла новые исследовательские перспективы.

Подготовительная работа по изданию томов серии начиналась с организации фольклорных экспедиций, которые дали богатейший материал, зафиксированный на магнитной пленке и запечатленный в фотоснимках. Экспедиции засвидетельствовали современное бытование фольклора в вербальных, музыкальных формах на фоне этнографических реалий и по сути дела ответили на вопрос, не исчез ли фольклор как предмет исследования фольклористов и в каких формах он бытует у народов Сибири.

Другим крупным вкладом в изучение народной культуры в ее базовом, основополагающем формате стал фундаментальный труд иркутской фольклористки Г.В. Афанасьевой-Медведевой «Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири»[3], основанный исключительно на полевых исследованиях. Сама идея  его создания родилась благодаря полевой собирательской работы автора. По результатам и масштабам собирательской деятельности, по охвату территории, числу обследованных населенных пунктов, привлеченных информантов, по количеству и качеству собранного материала трудно найти опыт полевых изысканий, сопоставимый с опытом автора Словаря. В полной мере и всесторонне Словарь, несомненно, будет еще оценен по достоинству, как и титанический труд автора Словаря – Г.В. Афанасьевой Медведевой.

В настоящей статье мы не ставим своей целью в достаточной степени всесторонне определить значение Словаря для разных научных дисциплин. В данном случае делается лишь попытка в самых общих очертаниях представить заключенный в контексте фольклорный материал как репрезентативный источник для фольклористических исследований и как неопровержимый аргумент в пользу полевой собирательской работы и определения предметного поля современного фольклора.

Хотя в названии «Словарь говоров…» и заключено лингвистическое его содержание, но по сути своей это многоаспектный, многогранный по широте и характеру контекста научный труд, в том числе и фольклористический, и этнографический, и исторический, и социологический. Уникальность Словаря заключается в том, что заглавное слово, по образному выражению писателя В.Г. Распутина, написавшего предисловие к Словарю, дается в «работе», в пространном рассказе, и от этого вместе «со товарищи» украшает и текст, и ярче и богаче становится само, получает полное семантическое, фонетическое и морфологическое значение»[4]. Сами статьи, составляющие контекст словаря, являют собой народные свидетельства жизни рубежного периода последних десятилетий XX – первого десятилетия XXI века, выраженные в художественных формах устной прозы.

Традиционный уклад жизни сибирской деревни во всех его проявлениях: труд земледельцев, охотничий и рыболовный промысел, обряды и обычаи, православные праздники и будни; духовные и нравственные устои, верования и суеверия, историческое прошлое — составляют содержание рассказов, иллюстрирующих диалектные слова. Только перечисление в самых общих обозначениях тематики рассказов составит не одну страницу. Таким образом, функциональное поле статей, призванных проиллюстрировать в живой разговорной речи ту или иную словесную единицу, вышло далеко за грани принятого для словарей предназначения.

Словарь без всякого преувеличения назван выдающимся памятником русской народной культуры, уникальной энциклопедией жизни русских старожилов Сибири второй половины XX – начала XXI столетия известным лингвистом научным редактором Словаря Ф.П. Сороколетовым[5].

Материал, заключенный в Словаре, настолько огромен и многогранен, что может стать основой не для одного исследования, связанного с традиционной жизнью Байкальской Сибири.

Систематическая собирательская работа Г.В. Афанасьевой Медведевой на протяжении 27 лет (1980-2007 гг.), охватила 1258 старожильческих населенных пунктов, освоенных русскими в XVII – XVIII вв.: Приленье, Нижняя Тунгуска, Ангаро-Енисейская зона, Присаянье, Прибайкалье, Забайкалье. Традиционная жизнь большинства из обследованных сел вплоть до последних десятилетий оставалась, по словам собирательницы, «в состоянии нетронутости».

Материал Словаря отразил, таким образом, реальную культурную систему русских старожилов-сибиряков, фольклорная культура которых в силу определенных как внутренних, так и внешних, исторически объяснимых жизненных условий пребывала в достаточной сохранности. Живая традиция фольклора находилась в той стадии своего бытования, которая еще позволяла зафиксировать целостную картину глубинных связей фольклора с историческими и этнографическими реалиями. Г.В. Афанасьевой-Медведевой удалось запечатлеть на фонопленку живой голос носителей традиционной культуры, на фотопленку — их реальный облик.

Следует отметить, что методика изучения локальной культуры была направлена на комплексный подход, чему способствовал основной метод полевых исследований, как определила его собирательница, «метод «сосуществования», предполагающий достаточно долгое проживание собирателя среди носителей вербальной культуры, при котором непрерывно и непосредственно фиксируется диалектная речь, устные рассказы, в обстановке непринужденного разговора»[6]. На протяжении длительного времени записывались рассказы в условиях естественного бытования вербальной традиции. В этом главный положительный опыт экспедиционной работы в противоположность одномоментным фиксациям текстов.

Опыт полевой работы Г.В. Афанасьевой-Медведевой для нас представляет большой интерес еще и потому, что собирательница имела дело не с особо одаренными носителями фольклора, исключительными лицами, а с типичными, рядовыми знатоками культурно-бытовой традиции. Это земледельцы, рыболовы, охотники, скотоводы, как раз и представляющие естественную среду бытования фольклора.

Обратимся к текстовому материалу Словаря не как к иллюстрации слов / фразеологизмов, лексических форм, а с точки зрения отношения его к фольклору, т.е. с фольклористических позиций. Контекст словника, как уже было сказано, сам по себе представляет репрезентативный источник не только для лингвистических, но и этнографических, культурно-исторических, фольклористических и других исследований.

В Словаре представлен подлинный региональный фольклор в своем естественном бытовании, отразивший местную вербальную традицию. Самими исполнителями рассказы не выделяются из обыденного речевого потока, как художественные произведения, тем ценнее они для фольклориста. В них естественно проявляется художественное восприятие действительности (истинной или мнимой) того, кто в данный момент произносит текст как свое личное высказывание, но в то же время отражается типизированное фольклорное сознание культурно-бытовой среды, сознание, историческое, реально-бытовое, а также мифологическое и религиозное, связанное с верованиями и представлениями. В центре повествований, как это свойственно народному искусству, находится человек и его жизнь, а функционально содержание рассказов  в основной своей массе направлено на освещение вечной оппозиции добро – зло.

Употребление слова или фразеологизма в речи демонстрируется в форме связного сюжетного текста, проявляющего признаки различных жанров устной народной прозы и как произведения фольклора подчиняющиеся определенным повествовательным канонам. Произведения имеют разнообразный, но поддающийся систематизации и классификации сюжетно-мотивный состав. Надо сказать, что из-за жанрово-тематического многообразия и огромности материала, сделать даже общий полный обзор сюжетно-тематического содержания фольклорных текстов всех представленных в Словаре жанров сразу не представляется возможным. Набор текстов в Словаре достаточен для анализа и выводов о локальном проявлении в фольклорном репертуаре той или иной сюжетно-мотивной единицы, а также для определения жанрового состава устной народной прозы байкальского региона.

В жанровом отношении тексты Словаря составляют единую систему различных форм прозаического фольклора, объединенных общностью взглядов на прошлое, настоящее и оценок различных сторон народной жизни. Они представляют все известные в Восточной Сибири жанры и жанровые разновидности: предания, легенды, мифологические рассказы, устные рассказы. Соотносимые по сюжетно-мотивному составу с имеющимися указателями, они вносят и свои дополнения. Так, для Восточной Сибири характерны, по определению исследовательницы преданий Е.Л. Тихоновой, следующие группы преданий: о первобытных людях, землепроходцах, ссыльных и первопоселенцах[7]. Все они представлены в текстовом материале Словаря. Среди них редкие предания об исчезнувших народах*, но больше всего широко распространенная группа сюжетов топонимических преданий. Кроме того, в Словаре есть сюжеты, не отмеченные в Указателе сюжетов/мотивов преданий Восточной Сибири о заселении и освоении края[8]. Например, наказание за несоблюдение запрета строить дома на кладбище. Примеров можно привести достаточно много, чтобы расширить представление о региональном репертуаре, в том числе и связанных с другими жанрами.

Коснусь еще одного вопроса, освещение которого напрямую связано с полевыми исследованиями. Кто он носитель и хранитель русских старожильческих традиций Байкальской Сибири, каковы его духовно-нравственные представления, философское, мифопоэтическое и религиозное осмысление жизни? Рассказы рисуют образ сибиряка, освоившего, обжившего новые места, наладившего добрые отношения с иноэтническими соседями, не только адаптированного в новых природно-климатических условиях, но и стремящегося жить в согласии с окружающим миром. Он прежде всего человек православный, не растерявший своей духовности в трудных жизненных обстоятельствах.

Русское православное мировидение не вступало в противоречие с известным рационализмом, отличавшим традиционного сибиряка. Общественное мнение сохраняло нормы и правила народной жизни, соответствовавшие православным представлениям. Отступление от главных заповедей норм православной жизни осуждалось. Православие всегда было неразделимо с повседневным бытом и в сознании, и в практических делах.* Осмысление действительности с позиций православной веры отразилось не только в тех рассказах, которые непосредственно связаны с религиозной жизнью: о хождении с иконами в день памяти святого, о почитании иконы, о посещении храма, о евангелии, о помощи молитв. Можно привести много примеров, подтверждающих главную жизненную позицию жить «по-авангельска» (по-евангельски): делать добро, помогать тем, кто в этом нуждается. «А раньше же как? Приплавят в деревню  (добытое на охоте мясо – Р.М), всем раздают, делят. Никогда чтоб себе. Грех! Оставят там немного, а остально все раздают людям. Делились». (Словарь, т. 1, с. 115.). В рассказах нашла место и сугубо сибирская черта — сочувственное отношение местных жителей к бродягам. Рассказы не идеализируют сибиряка, отразили они и постыдный «промысел» на дорогах, но оценка этим «промышленникам» дается с позиций православных заповедей.

Полевые исследования последних лет показали, что православие в народной жизни, несмотря на идеологическое давление в советский период и навязываемый атеизм, продолжало оставаться повседневной реальностью. В статье «О необходимости включения массовых проявлений православной веры в предмет этнографического и фольклористического исследования духовной культуры русских» М.М. Громыко, опираясь на исследования этнографов, основанных на обширном материале, в том числе и полевом, привела «пространный ряд конфессиональных явлений массовой культуры русских, которые позволяют оценить место православия в религиозном сознании и вероисповедной практике»[9].

Все названные М.М. Громыко проявления духовной жизни народа, связанные с православием, могут быть проиллюстрированы произведениями народной прозы из Словаря. Фольклорно-этнографические исследования старожилого русского населения Байкальского региона внесли свою лепту в освещение вопроса религиозного сознания русских. Русские старожилы в условиях иноэтнического окружения, восприятия иноэтнической культуры сохранили идеи православного вероучения, православное основание нравственности, применяя их в реальной жизни. Православие в обыденной жизни составляло ядро существования, в чем убеждают рассказы русских старожилов Байкальской Сибири.

Г.В. Афанасьева-Медведева успела зафиксировать то, что исчезает в быстро меняющемся мире и, как пишет В.Г. Распутин в предисловии, предваряющем Словарь, «предыдущие 250 лет быт в сибирской таежной деревне изменили меньше, чем последние 25 лет. Последние 25 лет его, можно сказать, обрушили»[10].

По свидетельству собирательницы, села, где когда-то записывались полнокровные фольклорные тексты, умирают. Если раньше собиратели сетовали, что ушел из жизни тот или иной исполнитель, то теперь речь идет об исчезновении целых населенных пунктов, не говоря уж об исчезновении фольклорной среды как условия бытования устного народного творчества.

В Словаре заложена колоссальная база народных знаний, содержащих информацию об окружающем мире, духовной культуре, языке, фольклоре, многообразный познавательный фольклорно-этнографический материал. Получены эти знания исключительно благодаря полевым исследованиям. Полностью основанный на полевых изысканиях, Словарь содержит многообразный, ценный не только в познавательном, но и теоретическом отношении этнопоэтический материал. Он еще раз доказал, какие возможности исследования народной культуры в различных аспектах, в том числе современного ее состояния, формы и содержания бытования фольклора открывает систематическая экспедиционная работа. Время гасит традиционную культуру, задача полевой фольклористики целенаправленно изучать на месте, что еще осталось.

___________

*Работа выполнена в рамках поддержанного РГНФ проекта № 08-04-00357а