ЖИЗНЬ — ЭТО ПЕСНЯ О ЛЮБВИ…

Рядовая колхозница, а ныне уж 30 лет как пенсионерка, Дора Николаевна Погадаева из села Кобляково – одна из основных соавторов профессора филологии Галины Медведевой, создавшей «Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири». Ее самобытные рассказы истинной ангарки уже опубликованы в нескольких томах. И еще они не исчерпаны. Галина Витальевна записывала их в разные годы, и в нынешней командировке тоже. И снова ей было чему удивиться…

 В этот раз Дора Николаевна не столько рассказывала, столько пела… Три часа почти без перерывов. Нет, ненадолго прерывалась, конечно, ведь каждая песня вызывала воспоминания про ту жизнь, где она звучала еще девичьим юным голосом, в родной Усть-Вихоревой ушедшей под воду деревне, лучше которой на свете быть не может…

Вообще-то, по паспорту она – Миладора. Такое имя ей дал отец в честь своей первой любви, встреченной где-то на полях еще первой мировой. Казалось бы, любимая дочка, заскребыш, пятый по счету ребенок. Но когда умерла жена, то отчего-то маленькая Дора потеряла благорасположение родителя. А мачеху она сама не смогла полюбить, так теткой и называла всю совместную дорогу. Хорошо, баба Дуня была. Она и воспитывала, и учила всему, и так внуков любила, что «надышаться не могла». В буквальном смысле.

Мы придем, а она вот так обнимет, голову приклонит, и вот так воздух втягивает, дышит нами. Да. И брат старший меня любил, в няньки меня запретил отдавать. Ну, все равно доброй жизни-то не видела шибко. Когда подросла, парни бегали за мной. А одявать некого было, в клуб идешь, чирков не было, иной раз у бабки воровски одену. Никогда не воровала, бабка нас учила никогда не воровать, не обманывать… Но тут я чирки надела, пришла, их обтерла, с оборками были чирки…Ну, там потанцуешь, да и…один провожал, целоваться полез, а у него губы такие холодные, не понравилось мне, другой как только засмеется: «хги-хи-хги», так мне ну, не подпустила даже, третий там в ботиночках был, ну тоже, так протанцуешь, посмеешься…А потом появился один. Он старше меня был на 8 лет. Он был уже три раза женатый, первый раз когда женился, в армию ушел, и жена его не дождалась (тогда три года служили), после этого он еще два раза женился. Красивый был… Его Кеша звали. (Тут Дора замолкает и внутренним взором любуется на своего Кешу) Да, и он за мной… Один вечер, другой вечер, третий вечер. Он мне никакого ходу не давал. Мне надо было в город ехать, я же работала тогда на сплаве, он мне «Я тебя не отпустю».Ну, мне надо было, уехала. А только приехала, он опять — за мной. Красивый, чуб волнистый, плясал. Как пойдет вприсядку – ой! Ну и вышла я за него замуж. Любила его больше жизни. Три месяца прожили, и он у меня утонул. Думала, девчонки, не вынесу. Бабка приходила, ночавала, свякровка и свекр ночью ругали меня – я выла. Сильно любила, и он меня любил. Выйдет на улицу: «Дора Николаевна – моя законная жена!». После того – увижу во сне, девчонки, я целый день как разбита была. Ну, редко снился… Когда вот за этого, второго вышла, он сказал: «Ну, Дора, мужик не по тебе». И последний раз вроде какая-то котомка, и она все время рассыпалася у меня, и он говорит: «Ладно, сейчас я тебе затяну ее – никогда она не рассыпется». И больше не снился. А мы с этим, Николаем, 46 лет прожили. Как трезвый нормальный, как выпьет  — дурак,  и дрался, и резал, и… ну, дети, жили как-то…. Вот три месяца только счастливая была, три месяца, девчонки….

 

Недолгое счастье любви и последующее страдание остались яркой звездочкой во всей многотрудной и многопечальной жизни Доры. А вот песни об этом сильном и основополагающем чувстве поет до сих пор.

 

Вот уж вечер и я у порога,

Словно тополь у края села,

Где ж ты, милый, какая дорога

Далеко от меня увела.

Что ж ты, милый, мне письма не пишешь

О своей неизвестной судьбе,

Или ты, засыпая, не слышишь

Как я плачу ночам по тебе?

Может ты там устретил другую,

Так скажи, сколько лет тебя ждать?

Буду ждать голубые конверты

И тебя каждый раз вспоминать.

Вот ручей разделяет два дуба

Ну а корни их вместе растут.

Нас навеки судьба разлучила

А сердца наши вместе живут.

 

Звучали из уст ее протяжные печалования, и жалобно-веселые свадебные, и шуточные. Но больше всего в репертуаре  Доры Николаевны таких, которые можно назвать «жестокими романсами», а в народе их называли «жизненными». И тут, ясное дело, все сюжеты строились на любовных страстях с изменами, ревностью и преступлениях, как исходе невыносимости бытия.

— Девчонки, а счас-то про любовь поют или нет? Или её и нет совсем счас, любви? Раньше так все почти песни про любовь были. Ну, у всех же она была, только у кого пожизненно, а у кого временно.  Ну, по-разному, да, но почему-то все больше про несчастну… Даже вот эта хороводна, вроде как веселая, а тоже там про измену.

 

Ой, ходил Ваня по базару

Закупал товару.

Не купил Ваня товару,

купил востру косу.

Он купил востру косу

Сходил до покосу,

Он чужую траву косит,

Своя дома сохнет.

Он чужую траву косит,

Своя дома сохнет.

Он чужую жену любит,

Своя в доме плачет.

Он чужую жену любит,

Своя вдоме плачет,

Она плачет-рыдает,

Всё Ваню ругает.

Она плачет-рыдает,

Всё Ваню ругает:

Ох ты Ванюшка-красавчик,

Девичий ты мальчик.

Ох ты Ванюшка-красавчик,

Девичий ты мальчик.

Не одну ты меня любишь,

Не одну ласкаешь.

Не одну ты меня любишь,

Не одну ласкаешь.

Ходил Ваня по базару

Закупал товару.

 

Это хороводна песня, по двое бяжат когда. На Усть-Вихоревой пели, вот на Благовещенье и на Петров день. У нас престольный праздник был. И от люди гуляли, на гармошке играли, плясали, песни пели, частушки. У нас весело, сильно весело было.  А запевала братова невеста, на которой ему не разрешили жениться, Клава Говорина, у нее голос хороший был, она всегда начинала… Пели не только на праздник, пели всегда.Грябли граблями – песни пели, с дому с песнями, домой с песнями. На машине вязут, там лавки наделают, сидим поем. В восемь утра уезжали, в девятом вечера домой приезжали.. Всё пели.  На голоса, ой красиво. Вот если поем втроем- один начинат, второй голосит, а третий вытягиват, у кого такой тонкий нежный голос. Вот когда гуляли, нас три сестры было, два брата, все пели. Нас так звали  Федоровы сестры. У старшей тонкий голос был, она вытягивала. А вот эту песню бабка моя пела:

Ой ты аленький да цветочек

Ой цветешь ты, ой да хорошо

Ой, ты милый мой да дружочек

Ой живешь ты. Ой живешь ты хорошо.

Ой вы пташки ти да канарейки

Ой все жалобно ой да поют,

Только нам с тобой, друг мой милый,

Ох разлуку, ой да придают…

 

Дора Николаевна уходит в воспоминания как аквалангист в свой подводный мир. И даже нам видно, как она снова всем существом проходит по улицам своей любезной Усть-Вихоревой, с родными, с подружками, и за каждым поворотом видит своего ненаглядного Кешу, красивого, с волнистым чубом, говорящего «Здравствуй, Дора Николаевна, моя законная жена!».

 

Вот, девчонки, отец меня не ростил, и ничего, а все равно, как замуж выходить – прибежала к отцу, и как счас помню, он сидел – нога вот так была, и он курил. Говорю: «Тятя, я взамуж вышла», и у него нога опустилась. И он говорит: «Че-то рановато (а мне 16-й год), надо было погулять, покрасоваться… Ну, уж если вышла, не здумай меня опозорить». Какой бы он не был, а он мой отец. И вот как умирать ему, он этого своего не родного, ну, ладно, пускай он сын ему будет, посылает… А я в клубе кино смотрела (тогда же кина хорошие были, а клуб у нас рядом).И он прибежал: «Дорка, иди, отец тебя зовет». Я пришла, он лежал, и говорит: «Подними меня». Я приподняла, он и говорит: «Благословляю тебя. Желаю тебе счастья, здоровья и удачи. Чтоб счастье тебе было…» И, верите, девчонки, я не могла ничего ему сказать. Вот никого из детей не позвал, а меня… Он меня не любил, ругал меня. Одеваться, я никогда не одевалась по-человечески. Сидю у окошка, вою, « — чего воешь?», «да вон девчонки играют, а мне не вчем выйти», «вон тряпка на полу, одявай, иди». И когда я за Николая выдали меня, сами выдали, а они его не любили, первого любили, а этого нет. Только сказал: «несчастна она». И я молю Бога, чтоб у моих детей все по любви было…

 

Дора Николаевна горестно вздыхает. Но завидев, что мы уже собирамся уходить, взбодряется и провожает вполне жизнеутверждающими частушками. Ведь все-таки, не взирая на печали и утраты жизнь продолжается и есть где-то высшая справедливость:

 

А мне милый изменил,

Я не изменилась,

А я стала на колени –

Богу помолилась.

 

Нёбо сине, нёбо сине,

Синее сияние,

Сёдни вечер как-нибудь,

А завтра – на свидание…

По следам экспедиции в Братский район (октябрь 2023 года)

 

Автор Зоя Горенко

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *