Былички о баннике русских старожилов Байкальской Сибири

Банник – демонологический персонаж в поверьях восточных славян, один из духов-хозяев домашнего освоенного пространства, дух-хозяин бани. В быличках, входящих в текстовой корпус «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири», дух-покровитель бани представлен в двух ипостасях: как мужской и как женский персонаж (банник, банный и банная, банниха).

_________________________________________________________________________________________

Устные мифологические рассказы русских старожилов, населяющих территорию Красноярского края, Иркутской области, Бурятии, Забайкальского края, зафиксированы в «Словаре говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Г.В. Афанасьевой-Медведевой (т. 1-19) и хранятся в фондах ГБУК ИО «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии».  Среди русских устных рассказов о мифологических персонажах определенное место занимает тематический цикл рассказов (быличек и бывальщин) о баннике.

Банник – демонологический персонаж в поверьях восточных славян, один из духов-хозяев домашнего освоенного пространства, дух-хозяин бани. В быличках, входящих в текстовой корпус «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири», дух-покровитель бани представлен в двух ипостасях: как мужской и как женский персонаж (банник, банный и банная, банниха).

Э.В. Померанцева указывает на то, что «рассказы об овиннике и баннике следует рассматривать как варианты рассказов о домовых» [13, с.115]. Однако, в отличие от проказливого, но хорошо относящегося к людям домового, банник –  преимущественно злой дух. С ним связаны многочисленные запреты, и их нарушение грозит бедой. Банник может погубить человека: задушить, содрать с живого кожу, сунуть в каменку головой: «Его [приезжего, который мылся ночью в бане. – Сост.] до тех пор допарили, что он веськотляной. (…) Как котёл чёрный. И сам на полке, крест на краюшке висит (…). Видно, она его заставила снять, банная-то». [328 (2) с. Тутура Жигаловского района Иркутской области (ЛА)].

Обитая в непосредственной близи от человека, банник не показывается на люди, но требует строгого себе подчинения. Вредить банник обычно начинает в ответ на нарушение человеком запретов. Нельзя, например, топить баню и ходить в нее в праздники, на Святки, ночью, особенно в полночь, потому что в это время там моются черти или сам банник: «И в бане нельзя мыться в Страшны вечера. Нельзя, нельзя. А то банник тебя задавит». [492 (19). Березово Усть-Илимск. Ирк.].  

Запрещено идти в баню после третьего (иногда – четвертого) пара, а также торопить того, кто моется. Нарушение этих правил влекло за собой появление «страшного» банника, который мог задушить, запарить и даже затащить на каменку, содрать с неугодного ему человека кожу, повесив ее сушиться на печку. Такие сюжеты распространены повсеместно, и в рассказах о баннике, зафиксированных на территории Восточной Сибири, они встречаются чаще всего.  «Мужик ждал [жену, ушедшую в баню мыться. – Сост.] да пошёл кричать. Крикнул. Никого. (…) А потом как вылетела одна кожа, женшшина без мяса, токо с ногтям. Испугался муж, убежал. А в бане-то никого не осталось. Банник-полоскун её ужзаполоскал. Торопить, говорят, нельзя человека, когда он моется. Хозяин не возлюбит. Погубит. Так и тут» [334 (2). Шелопугино Шелопугинск. Читинск.]. «Торопиться нельзя, в банекода моешься. А у нас удача: скоре-скоре. Вот это не надо говореть. (…)Нельзя скорекать» [322 (2). Карам Казачинско-Ленск. Ирк.]

Нельзя «замывать баню», т.е. мыться последним в одиночку. Согласно народным мифологическим представлениям, нужно успеть сходить в баню, пока не закончился «банный заход», т.е. то время суток, когда разрешено посещение бани: «После двенадцати-то нельзя мыться в бане, после двенадцати уже, говорит, банный заход заканчивается. (…) И в бане уже мыться нельзя» [554 (17). Катаево Петровск-Забайкальск. Читинск.].

Страшное наказание постигнет смельчака, который не верит в существование банного: «(…) Одна пошла, она такая боевая была, никого не боялася. Вот сидят за столом, соседи уж помылись, время к двенадцати. Она и говорит:

— Федька, а Федька! Пойдём со мной в баню. Я зайду, а ты возле двери постоишь. Вот и проверим, есть банный или нет.

Ну, пошли они. Она в баню-то зашла — и крик, аж страшно стало! (…) Открыли когда, то она уже мёртвая лежала, на печке. Вот куда её банный заташшил, аж она язык высунула (…)». [104 (4). Никитаево Тулунск. Ирк.]. Иначе разрешается конфликт в другом мифологическом рассказе, где девушка бьется об заклад, что не побоится нарушить запрет и войдет в баню в неурочное время: «(…) И она пошла в баню. И вот чтоб три камешка принесла с каменки (…) и только к двере, а её сзади как схватил! А кто схватил? В бане! (…) Вот он её душит, жмёт, а она барохается. Она, недолго думавши, пальто с себя скинула и побежала. Пальто-то осталося в бане, а она побежала. Утром пришли — пальто от так, говорит, на мелкие дребезги всё порезано. А кто? Или правда, может, кто-то подделал, или чёрт подделывал, отткудова кто знает». [57 (17). Ключи-Булак Братск. Ирк.].

В старину женщины чаще всего рожали в бане. «Раньше же повитухи, ну, вот родили, на третий день уже баня. Вот неделю мы в баню ходим. Там поясницу правят, ребёночка в бане моют, всё это распаривают помаленьку». [10 (16). Ёдорма Усть-Илимск. Ирк.].  В то же время, согласно общерусским мифологическим представлениям, банные духи для рожениц и появившихся на свет младенцев были опасны: банник или банниха могли похитить ребенка и подменить его своим. Роженицу с ребенком в бане без присмотра старались не оставлять [3, 138]. Подобные сюжеты в региональной традиции немногочисленны, в собранном массиве текстов только один повествует о родившей женщине, нарушившей запрет: «И вот после, говрят, родишь, одной в баню ходить нельзя. Это тоже, говорят, грех. Так вот Трихона-то Иваныча Люба-то жила-то, она же последнего-то, Ваньку-то, рожала, (…). И она вот, ну, тут, может, с неделю после родов, и пошла, гыт, в баню одна, тут через дорогу. (…)Ага! Вот её банниха-то и заполоскала, она упала и лежит, девка». [336 (2). Усть-Киренга Киренск. Ирк.].

В мифологических рассказах сибирских старожилов банник чаще невидим и обнаруживает свое присутствие стуком, голосом или угрожающим действием: «На страшные вечера ребята собрались ворожить и заспорили: кто пойдёт в двенадцать часов за корытом. Ну, один говорит:

— Я пойду! Счас приташшу!

Пошёл, забрал корыто и принёс.

Они:

— А теперь обратно унеси!

Он когда назад понёс, ему страшно стало. Он взял корыто и через порог толкнул. Ему из бани голос:

— Стой! Где взял, туда и положи!

И у него сердце разорвалось с испугу. Вот как бывает! [357 (2). Аталанка Усть-Удинск. Ирк.].

Иногда банник может предупредить «нарушителя» о грозящей ему расправе: «Я, говорит, парюсь да ахаю. Он [банник. – Сост.] говорит:

–  Парься жарчe, чтобы было шкуру снять ловчe.

 Выскочил, говорит, босый зимой, голый прибежал домой. Ну, правда, они рядом жили. Вот это он рассказывал, Павел Леонтич. Если бы не убежал, банный бы его кончил».  [342 (2). Вишняково Киренск. Ирк.].

Банник может не совершать никаких «агрессивных» действий; чтобы напугать человека до смерти, он только показывается в каком-либо образе. Например, в одном из рассказов «очевидица» (женщина, моющаяся в бане) видит неправдоподобно большие руки, тянущиеся к каменке: «Вот эти камни-то, он [банник. — Г. В. А.-М.] вот так вот, вот закрыл, ладоням. Все камни закрыл, да таки большие эти руки, такие-то большие, здоровые руки. Я как крикнула да как выскочила (…) Откудова эти руки тянулись? И я их по сих пор даже, и я не разглядела в шшель-то, токо видела, что каменку закрыл руками».[355 (2). Ключи-Булак Братск. Ирк.].

В некоторых устных рассказах банник принимает антропоморфный образ: «Пошла в баню-то одна мыться, последняя пошла. За водой нагнулась, глядь: а под лавкой сидит маленький старичок. Голова больша, борода лохмата. Весь в листьях. Смотрит на неё. Она закричала и выскочила. Еле её потом заживили» [249 (17). Догьё Газимуро-Заводск. Читинск.]. «Бабка Матрёна рассказала. Баба одна пошла в баню мыться после третьего пара. Токо разделася, воды в таз налила — выходит из-за печки, из-за каменки старик, говорит, сам маленький, говорит, борода лохмата, длинна, весь, говорит, в листьях, с голичком.

— Счас я тебя попарю!» [332 (2). Куреть Ольхонск. Ирк.].

 Но чаще встречаются мифологические рассказы, в которых описание внешности банника отсутствует даже в тех случаях, когда человеку приходится вступать с ним в непосредственный контакт: «Только оделись, как посыпалась каменка! Мать веник схватила и Шуру первой в дверь толкат. И за ней! Он её поймал за ногу и держит! А она его веником, веником! Хлещет! Ну, правда, вырвалась от него!» [441 (19). Аносово Усть-Удинск. Ирк.].

 Иногда сибирские старожилы называют хозяина бани чертом, хотя это разные мифологические персонажи: «Пошли в баню, открыли. Говорит, голова на полке, ноги-руки на полке, и кожа на каменку растянутая. Правда ли нет. Это мама рассказывала.

[— А кто это был? — Собир.].

– Черти или банник. Банник или черти в бане так. В жар в четвёртый я никогда не пойду. Да ещё ночью. Раньше же ночами да с лучиной страшно всё равно [10 (16). Ёдорма Усть-Илимск. Ирк.].

Такие представления не случайны и связаны с пространством, в котором банник, согласно поверьям, существует.  Баня находилась на границе «своего» и «чужого» мира, в древних представлениях  это место «нечистое»: здесь не вешали икон, а идя мыться, снимали крест. Баня – один из самых древних дошедших до нас прообразов крестьянских жилищ, жилищ наших предков, где обитали и продолжают обитать, по поверьям, демонологические персонажи.

Конфликт в быличках основан на нарушении многочисленных запретов, связанных с суеверными представлениями, а также норм и правил поведения человека в конкретных условиях, на это указывал В.П. Зиновьев [7, с.26]. В быличках о баннике комплекс запретов связан не с требованием соблюдения нравственных норм, как это можно увидеть в мифологических рассказах о домовом, а с необходимостью признания главенствующего положения духов, которое во многом определяло регламент жизни человека. Правда, в общерусской традиции можно встретить мифологические рассказы, в которых банник иногда проявляет себя не только как дух бани, но и как дух-охранитель людей – хозяев бани. Он защищает их от «чужих» банников, «чужой» нечисти. В текстах, зафиксированных в «Словаре говоров русских старожилов Байкальской Сибири», такие сюжеты отсутствуют.

 В настоящее время есть основания утверждать, что мифологические рассказы о духе бани уходят в прошлое. Об этом свидетельствует и небольшое количество текстов (24 устных рассказа, зафиксированных в 19-и томах «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Г.В. Афанасьевой-Медведевой), и то, что традиция не развивается. Если образ домового остается популярным и вне жанра былички (до сих пор бытуют обряды и обычаи, связанные с его почитанием), то дух бани известен преимущественно как персонаж из устных рассказов стариков.

Сюжетно-тематический цикл быличек о баннике, зафиксированный в пределах текстового корпуса 19-ти томов «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири» Г.В. Афанасьевой-Медведевой, представляет собой уникальное собрание народных повествований, полно отразивших народные верования о духе-хозяине бани и воплотивших большинство сюжетов и мотивов общерусской традиции.

Локальной особенностью можно считать наличие мифологических  рассказов, в которых функции домового передаются в некоторых случаях банному. Например, в рассказе о жадной хозяйке, которая не пустила помыться старушку накануне Пасхи, банный выступает как карающая сила, восстанавливающая нравственный закон, что в большей степени свойственно домовому. Упоминание о православных традициях, отражение двоеверия (время действия – накануне Пасхи, на помощь призывают священника, в конце повествования рассказчик делает вывод о Господнем наказании) – это мотив, встречающийся в быличках о домовом. В то же время жестокое наказание, постигшее хозяйку, – это сюжет, традиционный для нарративов о баннике: «Он [муж хозяйки. – Сост.] ходил-ходил, уже Пасха начинатся. Он пошёл к батюшке:

— Так и так, батюшка, у меня старуха ушла в баню, и не могу дождаться. Дверь не открою никак, никого!

Вот этот батюшка уже послал свяшшенника. Отслужили молебен, открыли дверь. Этот заходит — она в кадушке. Банный её истрепал. А раньше камням грели воду, не трубой, а камнями грели. Она уткнута в эту бадью головой, и ноги так распёрты палкой. Она парится там в бадье. Вот. Что под Пасху не дала баню истопить людям. Это грех! Её Господь наказал такой смертью». [193 (2). Трактовое Тулунск. Ирк.].

В мифологическом рассказе о встрече с банным, записанном в с. Венгерка Тайшетского района Иркутской области, наблюдается сюжет, типичный для быличек о домовом: в рассказе не описывается нарушение традиционных запретов и последующее страшное наказание, банный не только не представляет угрозу для человека, а напротив, вызывает сочувствие и желание сделать подарок. Взаимное влияние традиций подтверждает и то, что рассказчик называет персонаж и банным, и домовым: «Это уже здесь в деревне было. Я банника сама видела. Пошла баню топить. Ну и захожу, вижу: в углу на полке сидит человечек маленький во всём белом. Ножками на лавочке сидит и болтат <…>. На голове шапочка, ботиночки беленьки, а шнурочки красны <…>.

Я потом купила игрушку резиновую, поставила ему там. Думаю, домовой там живёт, пусть играт». [333 (2). Венгерка Тайшетск. Ирк.].

Этнологический аспект. Этнос – русские (старожилы Байкальской Сибири).

Исторический аспект. М.В. Рейли в  исследовании «Жанр былички: комплекс запретов» ссылается на мысль, высказанную ученым Е.Г. Кагаровым:  «Живущая и до сих пор в народе вера в демонов лесных, полевых и домашних, ведьм и русалок, карликов и великанов сохранилась еще со времен индоевропейского единства и лежала в основе религии» [14]. Мифологические рассказы о встрече человека с духом бани, в которых преобладают страшные сюжеты с трагическим финалом, несомненно, восходят к древнейшим воззрениям об устройстве мира. Образ коварного, обитающего у печки-каменки банника, пожалуй, ближе всего к персонификации жара, морока, душащего человека, жгущего его, к персонификации подстерегающих в бане опасностей.  Д.К. Зеленин указывал на то, что этот персонаж низшей мифологии берет начало от духа огня: «Своим обликом и происхождением он [банник. – Сост.] напоминает домового, но у него, так же как и у овинника, преобладают черты духа огня» [5, с. 285]. Эту мысль развивает в своем исследовании Т.А. Бернштам: «…Банник не был просто разновидностью домового, его происхождение сложнее – в нём участвовали и дух воды, и духи-предки, и духи огня, поскольку в бане ритуальная роль приписывалась огню» [2, с. 12].

Места бытования

Байкальская Сибирь – территория проживания русских старожилов, на которой в 1981-2017 гг. зафиксированы былички о баннике:

 — Иркутская область (Усть-Удинский р-н, Ольхонский р-н, Тайшетский р-н, Казачинско-Ленский р-н, Тулунский р-н, Усть-Илимский р-н, Киренский р-н, Эхирит-Булагатский р-н, Жигаловский р-н, Братский р-н);

— Красноярский край (Кежемский р-н);

— Забайкальский край (Сретенский р-н, Шелопугинский р-н).

История выявления и фиксации (история, экспедиции и т. д.)

Собирательская и исследовательская деятельность (полевые исследования, оцифровка данных, научная обработка источников) осуществляется под руководством и  лично доктором филологических наук Г.В. Медведевой с 1981 г.  С момента открытия Государственного бюджетного учреждения культуры Иркутской области «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии» в 2012 году и по настоящее время оцифровку данных, исследовательскую работу ведут и сотрудники данного учреждения под руководством директора Г.В. Медведевой. В связи с необходимостью сбора материалов и научного исследования экспедиции проводятся несколько раз в год. Первая публикация текстов быличек о баннике в книге: Медведева Г.В. Рождественская ночь. Сборник: составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и комментарии автора / Г.В. Медведева // Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1994. — 26,25 п. л.

Носители

1. Адамова Людмила Федоровна (1941 г.р.), с.Венгерка Тайшетского района Иркутской области (№ 333, 2 том).
2. Аксаментов Владимир Никитич (1929 г.р.), д.Якимовка Жигаловского района Иркутской области (№ 344, том 2).
3. Антипина Мария Кирилловна (1930 г.р.), с.Карам Казачинско-Ленского района Иркутской области (№ 322, том 2).
4. Барахтенко Вера Евлампьевна (1916 г.р.), д. Аносово Усть-Удинского района Иркутской области (№ 441, том 19)
5. Барсукова Татьяна Михайловна (1915 г.р.), д. Ключи-Булак Братского района Иркутской области (№ 57, том 17)
6. Березовская Анна Ивановна (1928 г.р.), д.Вишняково Киренского района Иркутской области (№ 342, том 2).
7. Боброва Анна Михайловна (1918 г.р.), с.Ломы Сретенского района Читинской области (№ 338, том 2).
8. Другова Анна Михайловна (1911 г.р.), с.Тугутуй Эхирит-Булагатского района Иркутской области (№ 339, том 2).
9. Журавлева Арина Иннокентьевна (1919 г.р.), пос.Кежма Кежемского района Красноярского края (№ 337, том 2).
10. Заяшникова Агриппина Ивановна (1927 г.р.), с. Катаево Петровск-Забайкальского района Читинской области (№ 554, том 17).
11. Иванова Валентина Ивановна (1933 г.р.), с.Усть-Киренга Киренского района Иркутской области (№ 336, том 2).
12. Климова Анастасия Трофимовна (1915 г.р.), с.Куреть Ольхонского района Иркутской области (№ 332, том 2).
13. Ковалева Елизавета Егоровна (1918 г.р.), с.Тутура Жигаловского района Иркутской области (№ 328, 2 том).
14. Кутузова Мария Григорьевна, (1926 г.р.), пос.Шелопугино Шелопугинского района Читинской области (№ 334, том 2).
15. Матвеева Валентина Ивановна (1935 г.р.), с. Ключи-Булак Братского района Иркутской области (№ 355, 2 том).
16. Медора Федоровна Зарубина (1905 г.р.), д. Березово Усть-Илимского района Иркутской области (№ 492, том 19).
17. Муратова Варвара Федоровна (1920 г.р.), д. Догьё Газимуро-Заводского района Читинской области (№ 249, том 17)
18. Рыбникова Прасковья Васильевна (1933 г.р.), с.Аталанка Усть-Удинского района Иркутской области (№ 357, том 2).
19. Сафонова Октябрина Иннокентьевна (1936 г.р.), с.Карам Казачинско-Ленского района Иркутской области (№ 341, том 2).
20. Сибирякова Евдокия Николаевна (1915 г.р.), Тушама Усть-Илимского района Иркутской области (№ 463, том 19).
21. Сизых Ефросинья Ивановна (1932 г.р.), д. Ёдорма Усть-Илимского района Иркутской области (№ 10, том 16).
22. Сопруненко Валентина Андреевна (1927 г.р.), с. Никитаево Тулунского района Иркутской области (№ 104, том 4; № 163, том 15).
23. Шендрёнкова Софья Михайловна (1924г.р.), с. Трактовое Тулунского района Иркутской области (№ 193, том 2).

 

Современное состояние объекта

На фоне современных изменений в структуре и прагматике устных мифологических рассказов в новой технологической среде и информационном пространстве активность бытования быличек о баннике уменьшается. В.П. Зиновьев еще в 80-е годы XX в. отмечал меньшую распространенность быличек о баннике среди русских сибиряков по сравнению с нарративами о других духах-хозяевах домашнего и природного пространства: «Среди сибирского населения рассказы о баннике не так популярны, как рассказы о лешем, домовом, что, видимо, связано с общей для быличек тенденцией отхода от трагических мотивов» [12, 337].

Согласно мнению А. А. Ивановой, причиной уменьшения активности бытования мифологических рассказов о баннике является то, что «ныне в деревнях черные бани – большая редкость, а в белых банях, как говорят местные жители, нет места баннику, поэтому рассказы записываются реже. Соблюдая ритуальные правила мытья, люди поступают по привычке, а не по вере, а потому зачастую оказываются не в состоянии объяснить свои действия» [10, с.7].

Способы и формы передачи традиции

• Передача естественным путем внутри населенного пункта, от старших к младшим внутри одной семьи и т.д.
• Фиксация объекта в Реестре объектов нематериального культурного наследия Иркутской области, размещенном на сайте ГБУК ИО «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии».
• Фиксация в виде устных рассказов старожилов в «Словаре говоров русских старожилов Байкальской Сибири».
• Профессор Г.В. Медведева с 80-х гг. XX века по настоящее время использует сведения о быличках на лекциях в Иркутском государственном университете.

Формы сохранения и использования объекта в деятельности учреждений культуры

Сотрудники ГБУК ИО «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии» включают информацию о быличках в тематические занятия, мини-лекции, интерактивные беседы со школьниками, гимназистами, лицеистами Иркутска.

Источники информации:

Литература 

1. Афанасьева-Медведева Г. В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири. Т. 1-19.
2. Бернштам Т.А. Фольклор Приангарья / Т.А. Бернштам; Пред. и публ. В.В. Запорожца // Живая старина. – 2000. – №2. – С. 11-12.
3. Будовская Е. Э. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Межд. отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 137–138.
4. Былички и бывальщины // Русские сказки Забайкалья: Сборник / Подготовка текстов, статья и коммент. В.П. Зиновьева. – 2-е изд. доп. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1989. — с. 355 – 406.
5. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. Пер. с нем. К.Д.Цивиной. Примеч. Т.А.Бернштам, Т.В.Станюкович и К.В.Чистова. Послесл. К.В.Чистова. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 511 с.: ил. (Этнографическая библиотека). – с.285
6. Зиновьев В.П. Быличка как жанр фольклора и ее современные судьбы (на материале фольклора Забайкалья): Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Саратов, 1975.
7. Зиновьев В.П. Жанровые особенности быличек. – Иркутск, 1974.
8. Зиновьев В.П. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывальщин // Локальные особенности русского фольклора Сибири. Исследования и публикации. – Новосибирск, 1985. С. 62-76.
9. Иванов В. В., Топоров В. Н. // Мифологический словарь/ гл. ред. Е. М. Мелетинского. — М. : Советская энциклопедия, 1990. — С. 89.
10. Иванова А. А. Банник // Русская словесность. – 1996. – № 2.
11. Медведева Г.В. Рождественская ночь. Сборник: составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и комментарии автора / Г.В. Медведева // Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1994. — 26,25 п. л.
12. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев; Отв. ред. Р. П. Матвеева. – Новосибирск: Издательство Наука Сибирское отделение, 1987.
13. Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. – М.: Издательство «Наука», 1975. – с. 111-117.
14. Рейли М.В. Жанр былички: Комплекс запретов: Автореф. дис. … канд. филол. наук. – СПб., 1999.

Фонды. Оцифрованные записи аудиоматериалов с быличками о баннике, научные публикации о персонажах низшей мифологии хранятся в фондах ГБУК ИО Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии, адрес: Иркутск, ул. Халтурина, д. 2.

Ключевые слова: былички, локальная традиция, «низшая» демонология, банник, банник-полоскун, банный, банная, банниха, банница, функции банника, традиционные запреты.

Авторы/Составители

Исследователь, хранитель, эксперт, ответственное лицо — Медведева Галина Витальевна (Галина Витальевна Афанасьева-Медведева), место работы — ГБУК ИО Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии; адрес: Иркутск, ул. Халтурина, 2.

Авторы-составители описания ОНН: зав. отделом освоения, сохранения и распространения культурных ценностей М.Р. Соловьева, аналитик М.А. Матюшина, специалист по фольклору И.Г. Никулина.

 

Тексты 01. «Былички о баннике русских старожилов Байкальской Сибири». Автор фиксации: директор ГБУК ИО «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии» Медведева Галина Витальевна. 1980-2020 гг. Место фиксации: Иркутская область, Забайкальский край, Республика Саха (Якутия), Республика Бурятия. Место хранения: ГБУК ИО «Региональный центр русского языка, фольклора и этнографии» по адресу: Иркутск, ул. Халтурина, 2. Публикация: Афанасьева-Медведева Г. В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири.

Сведения, сопровождающие фотоматериалы:

Фото 01. Баня по-черному – баня, обогреваемая печью без дымохода. Автор фиксации: Галина Витальевна Медведева, 2010 г., с. Урлук Красночикойского района Читинской областия. Место хранения материалов: личный архив Г.В. Медведевой.

Фото 02. Татьяна Алексеевна Фёдорова (1927 г.р.). Автор Г.В. Афанасьева-Медведева. Автор фиксации: Галина Витальевна Медведева, 2010 г., с. Урлук Красночикойского района Читинской области. Место хранения материалов: личный архив Г.В. Медведевой.