Романцова Т. Д. «Образная нагрузка диалектизмов в публикациях «районки»

Диалектные слова в сравнении с другими внелитературными единицами (жаргонизмами, просторечиями) довольно редко появляются на страницах районной прессы Прибайкалья.

Диалектизмы, как правило, отсутствуют в заголовочном комплексе изданий: их не встретишь в наименовании полос, рубрик, в названии и подзаголовке публикаций; они не появляются в начальных долях текста (лиде, зачине); их место – в основной части информационных, аналитических или художественно-публицистических материалов.

Лексические, лексико-семантические, семантико-синтаксические, словообразовательные, этнографические диалектизмы  используются журналистами, работниками местных пресс-центров, авторами-непрофессионалами (представителями общественных организаций, обычными горожанами и сельчанами).

Задача данной работы – описать образную нагрузку диалектизмов в публикациях районной прессы Иркутской области, в частности в газетах «Наша жизнь в Присаянском крае» (Тулунский район), «Ленские зори» (Киренский район) за 2010–2012 гг.

Обратимся к тексту информационной группы – расширенной заметке,  призванной констатировать факты, преподносить  события, сообщать о социальных явлениях.  В заметке председателя Совета ветеранов п. Писарево Тулунского района Т.П. Поповой к 113-летию местной агрометеостанции употреблен глагол «переходить», омонимичный общенародному, имеющий необычное для литературного языка значение «начинаться, наступать после чего-либо» и синтаксическую сочетаемость: «Куда-то исчезли длительные проливные дожди летом, а снег зимой стал сыпать, как мелкая крупа, теперь редко увидишь продолжительный снегопад с пушистыми крупными снежинками. Осень стала позже переходить от лета, а вот весна – наоборот затягивается» [16].  Этот же семантико-синтаксический диалектизм встречаем в говоре устьилимцев: «Я вот сеял. Семирядка, вот семь рожков. И попробуй весь день бегать. Сам мешки отделяй, насыпай. Яшшик насыпал. И пошёл опеть. Кони аж чуть не рысью гоняшь, чтобы засеять-то больше. И тоже до самой ночи, уже не видать, куда колесо идёт. И зачинашь выпрягать. А утром, до свету, до чаю работашь, до чаю. Там часы уже рашшитаны. Ну, сколь вот до чаю, потом чаю попили, кони там поели маленько, опеть пошёл до обеда. Обед тоже уж переходит, как там рашшитано. А потом уже опять до самой ночи» [1, c. 317].

В газетной публикации слово «переходит» оформляет иллюстративный («безобразный» [6]) образ смены времен года. Глагол метафоричен по сути, но тропика в контексте стёрта, неэкспрессивна, фактографична. Слово дает лишь характеристику смене периодов годового цикла, сравнивает климатические процессы со сходными явлениями прошлых лет, не решая никаких других текстовых задач.

Чаще диалектизмы встречаются в жанрах художественной группы. Например, в портретной зарисовке рубрики «Земляк наш уважаемый» читаем: «Как все дети, ходила в детский сад, родители шили нам одежду, ичиги (сапоги из кожи)» [11].

Слово «ичиги» помечено как местное в словаре Т.Ф. Ефремовой[1] [12, с. 623], находим его и в говорах Иркутской области, например, Казачинско-Ленского района: «А потом вот кроишь вот таки чирки, намёты были, по намётам кроишь и шьёшь. И зиму ходишь хоть бы что. И на охоту. Ичиги, те с голяшкам, ичиги-то. Чирки-то, те без голяшки, обόрки сюды завязываются. А чирки вот так, как тапочки, вот здесь тоже верёвочками завязываются. А если женски чирки, то опушни вот так кругом, опушни. И вот она сюды продёргивается, вот эта обόрка. И здесь сзади один ушок вот так затянется, вот это стянется, и всё. Вот это женски чирки. И олочи. А ичиги, дак те с голяшкам» [2].

Этнографический диалектизм очень осторожно вводится в газетный текст: во-первых, в однородном ряду (шить можно одежду и обувь), во-вторых, с кратким толкованием для людей, либо выросших в новое время, либо не являющихся носителями местной материальной культуры. Цель включения слова в текст – воссоздание фактографических деталей прошлого с помощью нетропеического иллюстративного образа, детализация картины ушедшего быта, важной для понимания современниками характера уважаемого земляка.

В щедро иллюстрированной фотографиями зарисовке Г. Метляева [14] на темы природы, напечатанной на последней полосе «Нашей жизни в Присаянском крае», встретилось сразу несколько диалектизмов: словообразовательный обминула, лексические затравяневший, жарки, этнографический жареха.

Глагол обминула («На Корявом на лодку выплыла здоровая змеюка. Трудно сказать, с какими намерениями. Пришлось веслом слегка подкорректировать её путь. Отброшенная в сторону, она кинула на нас холодный осмысленно-недобрый взгляд, обминула нашу хлипкую посудину и устремилась к противоположному берегу») в диалектах получил особое префиксальное оформление (ср. общеупотребительное минуть (миновать)[2] [12, с. 871]), зафиксированное в словаре В.И. Даля: «ОБМИНОВАТЬ – южн., зап. обминать, обминуть кого, миновать, обойти, объехать, перегнать, пройти мимо идущаго, едущаго, и идти или ехать дальше, вперед; // обойти или объехать кругом, вокруг, околицей, минуя что» [7]. Лексема «фотографически точно» воссоздает  образ действия, номинирует маневр героя зарисовки так, чтобы читателю было удобно сравнить действия с известными, поставить в общую картину повествования.

Диалектизм затрявяневшая («Прямая завела нас в такие дебри, что и не чаяли, как из них выбраться. Наткнувшись на лесную затравяневшую дорогу, по краям которой там и сям светились бордовым кисточки зрелой брусники, не стали больше испытывать судьбу и потопали по колее») адресует к двум статьям из словаря В.И. Даля: «ЗАТРАВНЫЙ – за травами, за травными местами находящийся. Затравная песчаная полоса. Затравнеть, залужать, задернеть, замураветь, заковылеть; говор. о залежи: порости, после сорных трав, мелкою травкою, покрыться дерном. Затравянеть, получить вялый, травянистый вкус» [8, c. 651.]; «ТРАВА ж. травка <…> Травянеть, зарастать травою; лужать, дернеть, мураветь, луговеть // Становиться травянистым. Пруд травянеет. Залежи стали травянеть. Иныя иноземныя растенья мельчают у нас и травянеют, выраждаются» [9]. Контекст показывает, что нужная нам форма соотносится со вторым словарным гнездом, представляет собой действительное причастие от глагола затравянеть (< «травянеть (становиться травянистым)»).  В «зеленой» зарисовке причастие выполняет детализирующую функцию, конкретизируя иллюстративный образ предмета (дороги).

Нарицательное существительное жарки употреблено в уже звучавшем отрывке публикации: «В одном месте наткнулись на берегу на цветущую плантацию кукушкиных башмачков, в другом перед глазами открылась луговина, сплошь усыпанная оранжевыми жарками, в третьем высоченные кусты марьиных кореньев с пряными розанами». В словаре Т.Ф. Ефремовой слово подается как местное[3] [12, c. 453], с тем же значением («купальница азиатская») зафиксировано в говорах Алтая и Восточной Сибири [5]. У В.И. Даля лексема имеет омонимичное значение: «ЖАР м. сильная степень тепла <…> жарок м. калужск. более употреб. жарки – огни, раскладываемые в поле, чтобы греться, для курева», благодаря которому можно восстановить мотивацию наименования цветка по окраске лепестков: «жаркий, теплый в высшей степени; горячий, раскаленный или знойный, огненный, палящий, согретый до жара <…> Жаркая позолота, яркая, блестящая. Жаркий, более употрб. жаркой цвет, жаровый кур. огненный, рудожелтый, красножелтый, оранжевый» [8, c. 526].

Метафоричная образность внелитературного наименования стёрта, поэтому в контексте заметки она отчасти восстановлена литературным колоративом оранжевые. Как и некоторые предыдущие диалектизмы, существительное жарки является изобразительным средством: с его помощью создается предметный (иллюстративный) образ, детализируется общее описательное полотно.

Существительное жарёха («По обочинам поздних маслят и подберезовиков насбирали на жарёху») в «Большом словаре русских поговорок»  В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитиной, равно как в словаре В.И. Даля,  фиксируется с другими значениями: «ЖАР м. сильная степень тепла <…> Жарня, жаренье, приспешка, стряпня. // Драка или битва, свалка; или жареха ж. сеченье, парка, порка, взбуда, баня. // Астр. жареная рыба» [8, c. 526-527]. С семантикой «жареные грибы (с картошкой или без нее)» слово узко не локализуется, поскольку зафиксировано в разных районах России, в том числе в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке. Однако и в толковании «блюдо из жареных грибов» на разных территориях есть семантические нюансы: во многих местностях, например, в Иркутской области, жарёху делают из любых грибов, в то время как в Карелии на жарёху берут только «благородные» – белые, подосиновики, подберезовики, лисички, причем поры вырезают [5]. В газете слово выполняет номинативную функцию: создает иллюстративный образ, участвуя в детализации многопредметного пространства, отчасти определяя потенциальные действия героев зарисовки.

Дважды в районной прессе нам удалось зафиксировать диалектизмы в аналитических материалах. Так, в газете тулунчан под рубрикой «Собственное мнение» полосы «На разные темы» опубликован комментарий, содержащий следующий фрагмент: «А первого сентября по заугольям и закоулкам – привычная уже картина. Симпатичные, хорошо одетые школьники все с теми атрибутами праздника – пиво, вино, водка, сигареты.  Начало учебного года – как же его не отметить!..» [4]. Тот же этнографизм (приставочно-суффиксальное от общеупотребительного «угол»), но  в  форме единственного числа, характерен для речи иркутян, красноярцев, в частности жителей Кежемского района: «А раньше эти праздники! И так гуляли, и кумпаниями. Не то что теперь по зауголью. Бутылку через горло и – Васька не царапайся и Танька не чешись» [1, c. 301]. Сравнивая предложно-падежные формы существительного в словаре говоров и газетном тексте, можно предположить, что добавочное пренебрежительно-презрительное значение возникает у обстоятельства места именно при сочетании существительного в дательном падеже с предлогом по. Эмоционально-оценочная коннотация единицы, экспрессивное включение слова в однородный ряд (по заугольям и закоулкам) делает текст стилистически ярким, наделяет его авторским присутствием, но не меняет иллюстративного, фактографического назначения образа пространства (зауголье – то, что находится за углом, недоступно для глаз, скрыто от взгляда).

В рубрике «На темы дня» газеты «Ленские зори» помещена реплика В. Тарасова «Крошки от “пирога”» [17], посвященная проблеме нерационального использования лесных ресурсов Киренского района. Яркий и экспрессивный материал кардинально отличается от остальных привычно-нейтральных публикаций номера нестандартной сочетаемостью, смешением стилей, смысловыми «колодцами», неоправданной парцелляцией, непрямым порядком слов: «Обзол складируют на былых полях совхоза, где когда-то отменная пшеница росла. На новых пустотах. А еще, как на нашем снимке, усердно зарывают в понравившиеся рытвины у дорог; С тех пор прошло порядочно лет; Похоже, история развивается по Гегелю, по спирали».

В реплике, наряду с профессионализмами сортаменты, обзол[4] [10], кругляк, разговорными и просторечными формами кругом, тыща, убраться восвояси, навориши, дармовой,  устаревшими словами негоже, былой, оценочными метафорами зеленый «пирог», окказионализмами самозаготовители, песенными прецедентами «бескрайнее море тайги»[5] [15], присутствует словообразовательный диалектизм могутный: «Кто-то из могутных стариков пилит обзол, но с тревогой посматривает на действия лесопромышленников». 

В словаре Т.Ф. Ефремовой прилагательное могутный относится к народно-поэтической речи, хотя образованное от него существительное могутность помечено как местное[6] [12, c. 881]; в «Малом академическом словаре» могутный отмечено и как областное, и как народно-поэтическое [13]. В речи старожилов Байкальской Сибири (Кежемского района Красноярского края) указанное прилагательное могло употребляться с другим ударением (могутной) и относиться к неодушевленным предметам, получая добавочную семантику «большой, значительный по размерам»: «<…>Я вот помню, мы жили, ездили на остров, на Курейный (это около Панова), и вот нас всё заставляли старшие‑то чащу сухую тащить (вот эти сосны, засохли которые, чаща называли у нас, сосна засохшая), и вот так их ставили, вот на угоре, а потом снизу поджигали, и вот такие костры были могутные, браво!<…>» [3].

В газетной публикации слово относится к одушевленным субъектам, имеет традиционную для местного употребления семантику «сильный, физически крепкий», не требует дополнительных комментариев для носителей диалекта и полудиалекта – основных читателей районной газеты. Пользователю, не знакомому с лексикой края, семантика прилагательного будет понятна по ассоциации с литературной формой «могучий» и по этимологии [18]. Следовательно, диалектное включение для любого читателя районки выполняет, прежде всего, назывную функцию, создает иллюстративный образ. Кроме того, эпитет обнажает положительно-оценочное значение, заложенное в толковании слова, показывает сочувственное отношение автора к обобщенному социальному герою.

Однако главное назначение оценочного слова могутные в общем контексте реплики как аналитического жанра – проиллюстрировать идею автора: коренным жителям, «выросшим возле тайги», необходимо объединиться против действий чередующихся «ведомственников», которые «берут от ствола дерева часть», а остальное выбрасывают, «все вырубят и уберутся восвояси». Задача автора – показать «истинные намерения того, кого допустили до зеленого “пирога”», оценить последствия происходящего для судеб нового поколения киренчан.

Именно для иллюстрации социально важной идеи и привлекает автор оценочный эпитет «могутные», награждая его несколькими коннотативными значениями: «местный, коренной» и «здоровый». Первая коннотация прочитывается из лексико-семантического окружения: «старики», «киренчане», «былые поля совхоза», «жители таежного региона», «киренские люди», «былые поля подхоза продснаба Ленурса», «ныне живущие жители района», «последующие поколения». Вторая – из слов оценочного метафорического поля «болезнь», характерного для современной отечественной газетной лексики. Причем это метафорическое поле разбито на микротемы: «диагноз» — «”болезнь” у наворишей застарелая – смотрят на лес, как на дармовое богатство»; «порочное «проявление болезни» (другие «технологии»)»  – обзол «зарывают в понравившиеся рытвины у дорог», «свалить пару камазовских самосвалов обзола»; «лечение болезни» –  не древесиной, а бульдозером «заровнять яму», отходы «вывозить на нижние склады, разделывать на сортаменты, строиться», пилить обзол,  как это делают «могутные старики».

Таким образом, с помощью диалектизма в аналитическом жанре ярче демонстрируется острая социальная проблема. Чтобы доступно объяснить, где и в чем именно сконцентрировано социально противоречие, автор выстраивает оценочную параллель: «для общества неприемлемо, плохо» – «для общества необходимо, хорошо». Оценку «правильное», «приемлемое» успешно создает цепь образов-нормативов жители района, киренские люди, в составе которой – могутные старики. Цепь наделена и открытой оценочностью, и скрытым оценочным потенциалом, выводимым из общечеловеческого, общенационального опыта. Нормативы, в состав которых входит и диалектизм, ясны, не требуют дополнительной расшифровки, воспринимаются как неизменный общественный стандарт, благодаря которому в обществе существует ощущение стабильности, уверенности.  Рядом с цепью нормативных возникает параллельная цепь «ненормативных» образов: навориши, «ведомственные» леспромхозы, новые «самозаготовители», лесопромышленники, кого допустили до зеленого «пирога», нынешние «ведомственники». На конфликте одних образов с другими демонстрируется социальная проблема, решение которой необходимо.

Диалектизм включается в состав образа-норматива, а значит, создает концептуальный рисунок, выполняет собственно стилистическое задание: демонстрирует связь автора и читающего с проблемами территории, подчеркивает необходимость активного вмешательства в происходящее. Кроме того, участием в создании контрастной образной параллели он оформляет жанрообразующую характеристику аналитического материала: одновременно описывает проблему, транслирует авторскую оценку, воздействует на читателя.

Итак, диалектизмы в рассмотренных нами газетных текстах создают следующие типы образов:

• иллюстративные («безобразные», фактографические). Они представлены диалектизмами в прямом предметном значении либо являют собой конкретизаторы предметов или действий (элятивы, причастия, обстоятельства места). Стертая метафоричность диалектизмов, введение их в экспрессивные однородные ряды, добавление к ним колоративов  не меняет информативности образов, созданных территориальным жаргоном в газетных текстах любых жанров.
• нормативно-оценочные. Диалектизмы, содержащие положительную оценку, получают дополнительные коннотативные значения, продвигающие идею автора. Нормативы, созданные диалектизмами, встраиваются в цепь положительно-оценочных образов, организованных литературными единицами. В свою очередь общая цепь нормативов противопоставляется социальной «не-норме», обнажая общественную проблематику аналитического материала.

Иллюстративные и нормативно-оценочные образы, созданные с помощью диалектизмов, решают комплекс текстовых задач:

• номинируют явления, создавая предметные образы действительности,
• «фотографически точно» воссоздают детали прошлого,
• конкретизируют черты знакомых предметов,
• детализируют картины местной природы,
• создают экспрессивные характеристики предметов или действий, в том числе для сопоставления с другими предметами и действиями,
• организуют динамичное детализованное описание или повествование,

• делают текст стилистически ярким, наделяют его авторским присутствием, демонстрируют отношение автора к предметам и явлениям,
• обнажают социальные проблемы,
• оформляют оригинальный стилистический рисунок текста и формируют стилевой рисунок издания в целом.

Литература

1. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири. – Иркутск, 2010. – Т. 5.
2. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири. – Иркутск, 2007. – Т. 2. – С. 51.
3. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири. – Иркутск, 2012. – Т. 7. – С. 451.
4. Василенко С. А давайте отметим…// Наша жизнь в Присаянском крае. – 2010. – № 38, 17 сент. – С. 4.
5. Городские диалекты. URL : http://forum.lingvo.ru/ (дата обращения : 20.06.2013).
6. Горшков А.И. Русская стилистика: Учеб. пособие. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. – С. 341.
7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в четырех томах. – Т. 2 : И-О. – М.: «Русский язык», 1989. – С. 602.
8. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в четырех томах. – Т. 1 : А-З. – М.: «Русский язык», 1989.
9. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в четырех томах. – Т. 4 : Р-V. – М.: «Русский язык», 1991. – С. 425.
10.  Дом: Строительная терминология. – М.: Бук-пресс, 2006. URL : http://dic.academic.ru/dic.nsf/stroitel/10339 (дата обращения : 20.06.2013).
11. Достойная дочь Мугуна // Наша жизнь в Присаянском крае. – 2012. – № 15, 6 апр. – С. 11.
12. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. – 2- изд. – М. : Рус. яз., 2001. – Т. 1: А-О.
13. Малый академический словарь. — М.: Институт русского языка Академии наук СССР. Евгеньева А. П. 1957—1984. URL : http://dic.academic.ru/dic.nsf/mas/28986 (дата обращения : 20.06.2013).
14. Метляев Г. На озерах // Наша жизнь в Присаянском крае. – 2010. – № 38, 17 сент. – С. 16.
15. Пахмутова А.Н. URL : http://ru.wikipedia.org/wiki/ (дата обращения : 20.06.2013).
16. Попова Т.П. На службе погоды. Тулунской агрометеостанции посвящается // Наша жизнь в Присаянском крае. – 2012. – № 16, 13 апр. – С. 10.
17. Тарасов В. Крошки от «пирога» // Ленские зори. – 2011. – 30 сент. – С. 11.
18. Этимологический словарь русского языка. — М.: Прогресс. М. Р. Фасмер. 1964—1973. URL : http://dic.academic.ru/dic.nsf/vasmer/43456/ (дата обращения : 20.06.2013).

Статья опубликована:

Сибирское пространство в лингвистическом и культурном аспекте: материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 95-летию иркутского государственного университета и факультета филологии и журналистики (Иркутск, 27-30 июня 2013 г.). – Иркутск : Изд-во ИГУ, 2013. – С. 228-237.