М. Р. Соловьёва «Традиционная культура детства  святочного периода в устных рассказах  сибирских старожилов»

        Важной функцией праздников  народного земледельческого календаря было воспитание молодого поколения, передача ему этических и эстетических традиций крестьянской общины.  Годовые праздники являлись уникальной формой  проявления народной педагогики [см. 1, с. 8-9] в силу того, что, пройдя сквозь призму детского восприятия, они были усвоены «миром детства», в результате чего в «стране детей» [2] сформировался целый ряд традиционных форм поведения детей и подростков, функционирующих в контексте годового календарно—земледельческого цикла. На наш взгляд, правомерно обозначить эту сферу детского бытия как традиционную календарно-обрядовую культуру детства.

      Своеобразно воссоздается названная область традиционного быта крестьянских детей в устных рассказах русских сибиряков. Следует отметить, что многие из календарных нарративов представляют собой мемораты (рассказы-воспоминания), в которых ярко передаётся именно детское восприятие традиционных форм ритуального, игрового и этикетного поведения, обрядов и обычаев, составляющих содержание различных календарно-обрядовых комплексов.

       Один из древнейших и главных праздников крестьянского календаря – Зимние святки. Дети имели возможность с самого раннего возраста наблюдать бытующие в своей местности святочные традиции и обычаи, приобщаться к ним, участвовать почти во всех увеселениях и обрядах, совершаемых в зимний период.

          В традиционной детской субкультуре находили своеобразное воплощение народные мифологические представления и поверья, которые актуализировались к этому празднику. Так, в восприятии Зимних святок детьми Приангарья особое место занимало бытующее в этих краях  анимистическое представление о святочных духах – шуликунах [см. 3]. В  ряде повествований дается описание их внешнего вида: « <…> У них конская голова, и на двых ногах, и рога. На чёрта похожи, и хвост <…> »  [4, № 314], отмечается, что шуликуны   появляются из проруби и в нее же прячутся. Шуликунов опасались, поскольку, согласно поверьям, они могли в большом количестве  забраться  в сани (особенно – в темное время суток), оставаясь при этом невидимыми, со стороны же заметно было лишь, что конь вез эти сани с большим трудом, выбиваясь из сил: «Раньше говорили, на Святые вечера шуликаны бегали. Говорят, едут (это зимой) на санях, насядут, гыт, шуликаны — конь не везёт, ажно вспотет. А их не видно, шуликанов. Вот на санях едут [люди. – М.С.], а они, гыт, насядут полны сани, а их не видно, где кто там. Тяжёло, что конь вспотеет <…> » [5, № 656].

        Детей пугали шуликунами, чтобы они вечером не бегали на улицу:

  « — Счас шуликуны вас поймают, — баушка нас пугала.

— Ой, шуликуны счас поймают, не ходите никуды. <…> » [Там же, № 657].

В то же время ребятишки ожидали, что именно шуликуны будут дарить подарки. В Приангарье шуликуны по сути дела заменяли деда Мороза – дарителя новогодних подарков: «Страшные-то вечера у нас, дак бедейские-то  [с. Бедея Богучанского р-на Красноярского края. – С.М.] всё бегали:

— Счас шуликины будут бегать, нады ложить.

Я сама эти наволочки или мешечек ставила на улицу. Ну, поставишь там чё-нидь, мешечек или там чё-нидь положишь, на палочку повесишь… Ну, там пораньше встанешь, баушка, мама ли кто-нибудь чё-нибидь тебе положут в наволочку, скажут:

— Шуликины положили. <…>  Вот вам шуликины принесли.

<…> Чё-нибудь стряпаное положат, чё-нибудь сладкое, завернут там в чё-нибудь и положат. <…> А кажный ребёнок вынесет наволочку, мешечек. Кажный вынесет. Думает, что утром шуликин прибегал. И утром встают и бегут проверяют, что там шуликин принёс. <…> » [6, № 546].

          В период Зимних святок дети были причастны к обычаям, обрядам и увеселениям, совершаемым взрослыми.

      Как отмечается в рассказах, дети, конечно же, были вместе со взрослыми на церковной службе: « <…> Праздники-то у нас, ну, Рождество праздник … <…> Там это обедня была, шла. <…>              Ходили они к обедне. А как же?! Народ-то ранешний-то держался же Бога, ходили, молилися. Вот с вечера уходили и до двенадцати там молились, обедня шла. Но я маленькая, но мне лет шесть было, пять, а я чё, посплю да опеть прибегу, напротив церква была. Помню, я хорошо помню.         » [7, № 566].

       Детей брали с собой во время праздничных гуляний, когда согласно традиции отправлялись гостить к родственникам в соседнее село (или, как говорили, гащивать / выгащивать): «Раньше гуляют — куды тебе! Но мама моя-то ездила туды, в Гаврильевску, выгащивать. У нас были лошади, запрягёт отец лошадь, ну и я маленька была, посадит меня в кошёвку, и мы с ей в гости туда. <…> К большому празднику мама соберётся, поедет и меня с собой, я маленькая была. <…> » [8, № 193].

      Дети могли, участвуя в святочном обряде колядования вместе со старшими, исполнять обрядовые песни — «коляду гаркать», «Виноградие» петь: « <…> Но! Все бабы поют, и я тут же. <…> » [9, № 322]; « <…> На второй день вечером бегают виноградчики, девчонки-колядовшшицы. Мы всё время пели ходили. <…> » [10, № 315].

       Колядующих на Ангаре называли горбачками или горбунками. Младшие девчонки (ребята) тоже были горбачками (ряжеными) – ходили вместе со старшими: «Придут дявчонки, мы там меньше были, а старше нас девки-то были, придут:

— Ребяты, будете горбачками?

— Ну, давайте, одевайте нас всех.

Нарядятся, оденутся. То в девок нас оденут, то горбачком, но и пошла. Пойдём, тама—ка у нас играл один парень на гармошке. Он играт, а мы пляшем, там токо шум стоит! Всё, отплясали, ага, подходим:

— Но, хозяин, давай, чё, нам … [угощение. – С.М.]» [11, № 289].

      Дети могли наблюдать, как совершались святочные гадания, а в гадании  с ложками, целью которого было предсказание состояния  здоровья и благополучия каждого члена семьи, и сами участвововали: «Гадают ещё так. Выносят большую чашу, ложат ложки, лучше деревянные, заливают водой и выносят на мороз. У кого, значит, какая жизнь будет. Кто, значит, будет жить дольше, кто умрёт в ближайшее время – всё в этих ложках: у кого ямки, у кого бугорки. Ямка – будет жизнь продолжаться, но не такая длинна. Бугорок – уже вот смерть будет, а если ровная, значит, жизнь будет хорошая, гладкая. Это ещё моя бабушка гадала. Можно на всю семью гадать» [12].

     При совершении некоторых обрядов дети становились полноправными участниками наравне со взрослыми. Обязательность исполнения этих обрядов предписывалась традицией, и участие детей в праздничном действе становилось необходимым. В рассказах сибиряков находят отражение святочные обходные обряды: христославления на Рождество и посевания (посыпания) на Новый год.

       Христославление было в начале ХХ века универсальным поведенческим стереотипом – это был ритуальный обход дворов, укрепляющий связи внутри крестьянской общины, а также это была особая форма почитания младшими старших. Во время совершения этого обряда, как свидетельствуют рассказчики, через игру осуществлялось этическое воспиание детей и молодежи. В ряде рассказов упоминается обычай посещения в первую очередь тех, кто, согласно церковному обряду крещения, был покровителем ребенка-славильщика в миру («В первую очередь идёшь ко крёстному или ко крёстне. Это первый дом, первый гость. А потом идёшь по всей деревне» [13]).

      Обряд христославления требовал обязательного одаривания славильщиков. Судя по рассказам крестьян-сибиряков, в начале ХХ в. народной средой осознавался скорее не религиозный, а этический смысл одаривания как проявления естественной благодарности за внимание к хозяевам дома. К приходу христославов в каждом доме заранее готовились («Вначале, перед праздником, в доме запасут конфет, а нам, детям, не дают, говорят: “Славильщикам”. Славильщики из нашей же деревни. Всё  парнишки бегают. Пропоют Рождество, бабка их из мешочка конфетами угостит. Они ведь не сидят, пропоют и в другой дом бегут» [13]). Мотив  ожидания устойчиво повторяется в повествованиях.

      Обряд христославления подчинялся законам деревенского праздника – превращался в увлекательную игру для детей. В рассказах он предстает перед слушателем как своего рода вид соревнования: каждая группа старалась посетить как можно больше домов. Обряду сопутствовали азарт и веселье. Именно это ощущение стремятся передать рассказчики. Дети оказывались активно вовлеченными в стихию праздника («Ой, утром так чуть свет – чтоб раньше, всех больше наславить. Ой, туча тучей, партия за партией! Из одного дома выбегают, в другой забегают – в этот уж опеть набегает компания» [12]).

      В устных рассказах особое внимание обращается на рождественский и новогодний обход дворов именно как на традиционную форму общения. Обряды христославления и посевания были одним из способов включения детей в жизнь сельской общины. Дети чувствовали себя людьми, необходимыми для мира в этот момент (без их участия не состоялся бы вполне праздник), они были желанными и почетными гостями. Так незаметно осуществлялся процесс воспитания маленьких сельчан.

      В целом содержание и эмоциональный тон устных рассказов  показывают, что святочные обычаи и обряды благотворно воздействовали на душу ребенка. Пройдя сквозь детское восприятие, заняв своё определённое место в ряду явлений детского быта, народные поверья и ритуализованные действа смогли стать эффективной формой социализации и воспитания детей. Будучи средством передачи молодому поколению накопленного духовного опыта, они в то же время выполняли задачу введения ребенка в жизнь крестьянской общины в качестве полноправного ее члена и способствовали укреплению представления о нем как о личности, достойной глубокого уважения и внимания.

        Как показало наблюдение над обширным фольклорным материалом,  во многих устных рассказах, представляющих собой воспоминания рассказчиков о своем детстве,  идеализированно воссоздана жизнь социума согласно традициям сельской общины, при которой традиционная детская субкультура представляла собой яркое явление, она была включена в народную духовную культуру сибирского субэтноса, в значительной мере определялась последней и представляла собой такую систему, в которой духовно-нравственные ценности утверждались в детской среде через эстетически обеспеченные  традиционные формы поведения (обряды, игры, посиделки и др.). Этот гармоничный образ мира детства, воссозданный  совокупностью нарративов, имеет актуальное значение в наше время, когда  происходит утрата богатейшего содержания русской традиционной детской субкультуры и проблемным остаётся воспитание нравственных качеств молодого поколения.

Литература

1. Виноградов Г. Народная педагогика (Отрывки и наброски). – Иркутск: Изд-во Вост.-Сибирск. отд. Русского географич. о-ва, 1926.
2. Виноградов Г. С. Страна детей. Избранные труды по этнографии детства / Сост. А.В. Грунтовского; подг. тектстов и коммент. А.Ф. Некрыловой; архивн. материалы В.В. Головина. – СПб.: Историческое наследие, 1998.
3. Виноградов Г.С. Шулюканы // Виноградов Г.С. Этнография детства и русская народная культура в Сибири. – М.: Вост. лит., 2009. – С. 129 – 136.
4. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири  / науч. ред. В.М. Гацак, Ф.П. Сороколетов. — СПб.: Наука, 2008. — Т. 3.
5. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири / научн. ред. В.М. Гацак, С.А. Мызников. – Иркутск, 2010. – Т. 6.
6. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири: в 20 т. / науч. ред. Ф.П. Сороколетов. — СПб.: Наука, 2007. — Т. 2.
7. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири /  науч. ред. Л.Л. Касаткин, С.А. Мызников. – Иркутск, 2014. – Т. 13.
8. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири / научн. ред. В.М. Гацак, С.А. Мызников. – Иркутск, 2012. – Т. 9.
9. Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири / научн. ред. В.М. Гацак, С.А. Мызников. – Иркутск, 2012. – Т. 10.
10.  Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири / научн. ред. В.М. Гацак, С.А. Мызников. – Иркутск, 2011. – Т. 7.
11.  Афанасьева-Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири / научн. ред. В.М. Гацак, С.А. Мызников. – Иркутск, 2013. – Т. 11.
12.  Фольклорный архив В.П. Зиновьева.
13. Фольклорный архив кафедры филологии и методики    Педагогического института ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный университет».

_________________________________________________________________________________________

Соловьёва М.Р. Традиционная культура детства  святочного периода в устных рассказах  сибирских старожилов // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 22. М., 2016. С. 43-48.