АТАГАЙ – ДИВО-ДИВНОЕ
Центр славянской культуры в селе Атагай – учреждение в Нижнеудинском районе, да и в определенных «народнических» кругах всей области, широко известное. Его мастера – участники всевозможных выставок, освещаемых в прессе и по телевидению. А для села это настоящий Центр притяжения. Сюда после уроков ребятишки бегут десятками. Здесь учат прясть и ткать, шить и вязать, петь и плясать, а в итоге – любить свою историю и культуру. Новое дыхание получил ЦСК после того, как обрел свое собственное помещение в 2017 году. А в сентябре 2021-го – еще один импульс: открытие на территории сказочной тропы, венчающей проект «Диво-дивное». Там и избушка на курьих ножках, и чудо-печь с «самоиспекающимися» пирожками и все-все-все, чем любо нам детство.
Сельчане так привыкли к своему Центру, что он кажется чем-то само собой разумеющимся. Но, конечно же, он появился и держится на плечах энтузиастов. Прежде всего, директора Любови Анатольевны Ванцай и ее семейства. А сама она основой и фундаментом считает старейшин Атагая, уже ушедших и живущих ныне. Теперь старожилами считаются даже люди, родившиеся после войны. А уж которые пораньше, и вовсе – драгоценность. Многое помнят, многое знают, многое умеют. Рассказы некоторых мы записали, и эти записи войдут в один из томов «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири». А о самих рассказчиках немного поведаем здесь.
ДЕД ТИТ И ЕГО ПОТОМКИ
Одним из самородков Атагая был светлой памяти педагог Леонид Иванович Сидоренко, мастер на все руки, изобретатель, затейник, душа любой компании. Многие его начинания живут и радуют уже несколько поколений. С его легкой руки достоянием общественности стали «Игры деда Тита». О том, кто такой этот дед, а также о многом другом нам поведала Лариса Викторовна Антипина, продолжательница семейных традиций фамилии Сидоренко.
— Тит Осипович – это отец моего папы, а также отца Леонида Ивановича, моего двоюродного брата. Он работал в бухгалтерской сфере. Их с бабушкой переслали сюда из Белоруссии. Жили они сначала в Зиминском районе. Дедушка всех своих детей вместе собрал, они очень дружно жили. У Ивана Титовича было три сына — Леня, Шурик и Миша. Леня — самоучка, ничего не заканчивал, но музыкант от Бога и художник — талантище, в общем. Купили ему гармошку, потом баян, потом он пианино освоил. Где бы ни находился, вокруг него люди. Да, это он сделал общим достоянием игры, которые придумывал дедушка. А мы уже превратили их в целый проект. Вот «Ванька-встанька». Как-то в деревне сломался трактор, высыпались подшипники, и дедушка Тит их собрал и в «дело» пустил. Вот берется подшипник, в трубочку кладется, наклонную доску клали, там делали воротики и запускали «ваньку»… Еще вот есть «Гитлер капут!». Это сезонная игра. Когда картошку копали и гнилая попадалась, надевали ее на колышек – это был «гитлер», возле него шли «адъютанты» пониже. Потом делали кольцо из проволоки или нитки, выбивали сначала «адъютантов», потом самого «гитлера». Когда выбивали, кричали: «Ура!»
И как же живо представляется эта картинка с баталиями на картофельном поле с веселым выдумщиком во главе! Благодаря таким дедушкам нелегкая послевоенная жизнь наполнялась радостью. Хотя и без того народ, одержавший вчера такую трудную, кровавую Победу, был готов к любым испытаниям. Лишь бы не было войны! И Лариса Викторовна вспоминает все свою детство с теплотой и благодарностью ко всему: Родине, родителям, учителям, друзьям.
— Папа мой, когда отвоевал, приехал в Усолье, там встретились с мамой. А здесь как раз леспромхоз открылся, и они переехали в Атагай в 1949 году. Еще никаких домов не было, они жили в засыпнушке. Такая засыпная избушечка, в ней три семьи жили. Дедушка Грибов и бабушка Грибова были моими няньками. Потом папа шофером на лесовозе работал, а мама бухгалтером в конторе. Нас четверо ребятишек. Помню, как начали дома строить, настоящие. Вот там была улица Мира – первая в поселке. Одному дом трудно сделать, поэтому рубили дом бригадой. Лес выписывали бесплатно. Вот собирались все мужики: одному срубят дом, потом другому, третьему. Я вот в настоящее время живу в таком, рубленом, доме, который делал еще мой отец. Не нашем, но таком же. Мы его подремонтировали, обшили, но с одной стороны оставили рубленый. Крыша из дранки была, в три ряда. Интересно драли, нож с двумя ручками, молотком подстукивали. Ровное-ровное длинное бревно брали, сушили, и так ровно драли. Мы бегали, нам интересно было, как они дранку эту слаживают для просушивания, треугольничком, и вот мно-о-ого возле каждого дома. Потом Тит Осипович переехал в Балакшин Бор и папу перетянул, там мы 10 лет прожили. Но я не захотела там учиться, ходила пешком в Атагай 7 лет. Сейчас его нет, затопило. Умер папа в 42 года, его несли с Бора на руках сюда, народу сколько было! 40 градусов мороза, в декабре. Оркестр тут его на кладбище догнал. Четверо детей осталось. Мама работала, работала. Я оставалась с ребятишками, как старшая… Корову держали, конечно. В четыре часа утра пастух на рожке заиграет, мама: «Лариса, вставай, гони корову». А днем коров ходили доить в поле. А идти надо километра три, в гору. Там наш покос под Игнитом. Подоишь, принесешь. Ой, как я запомнила это! Воду носили тоже, три ведра, два на коромысле и одно в руке. Мама накажет бочку 200 литров наполнить, и вот чтоб быстрее натаскать, по три ведра носишь. Поэтому так осталось: одно плечо выше, другое ниже…
Картинки детства останутся самыми яркими на всю жизнь. Сколько бы и какой бы важности потом ни происходило событий, им не затмить первоначальных впечатлений. Да и как можно забыть, например, такое.
— Вот здесь, за домом гагаринским, был колодец с журавлем. Чтоб набрать воду, надо опустить ведро, а там же камень на другом конце висит. Мне было лет 10, худущая была. И вот я его туда опускаю, а камень меня перевешивает, поднял над колодцем, я вишу и кричу, мужики из мастерской напротив выскочили, сняли. После того меня долго не отправляли, ждали, силы будут когда…
Неординарной была и причина крещения Ларисы. Возможно, это произошло бы и раньше, ведь тайком, так или иначе, крестили почти всех. Но страшный случай стал решающим.
— …Меня придавило бревно. Мама работала в столовой. И вот к ней прибегает брат мой сводный и говорит: «Там Лорка лежит и не смеется». Папа привез дрова, мы бегали по бревнам, оно катнулась – и на меня. Попала между двумя сучками. Рабочие все собрались, сколько было народу (мама с папой рассказывали, я-то не помню, мертвая почти была), сделали площадку, вызвали вертолет, прилетел вертолет, на нем врач нижнеудинский – Дюков, хорошо запомнила фамилию. Он меня спас, сделал укол, сказал: «Если проснется, заплачет и пописает, будет жить». Так и случилось. После этого меня мама тайно покрестила. Поп специально приезжал, нас там много детей было, я хорошо помню, как нас обливали водой и крестик надели. А мне потом сказали: спрячь его, а то папу выгонят.
В этой небольшой истории высветилось так много граней тогдашней жизни. Будто кино посмотрел. Но меня больше всего привлекла фраза мальчика «Лорка лежит и не смеется». Ведь это значит, что все остальное время – до трагедии – смеялась. Как бы трудно ни жилось, дети всегда находили повод радоваться. И блажен тот, кто сохранил эту способность до зрелых лет и донес до старости…
ЛИЗКИНА ЛЮСЬКА
— Деревня наша Катын, за Порогом! Мои дядьки, четыре дядьки, мамины братья, топорами построили этот Катын. Да, топорами!
Самая заядлая певица в Атагае – восьмидесятилетняя Людмила Федоровна Войтова. Она, правда, «нездешняя». 20 лет назад переехала ее семья из самой распрекрасной деревеньки на всем белом свете – Катын. Нынче там осталось с десяток домов, вольно расположившихся по сторонам единственной улицы – Лесной. А как ей еще называться, если вокруг один лес?! Есть ли будущее у этого селения, никто предрекать не решится. А вот что есть в достаточном еще количестве, так это – память о прошлом у тех, чье детство и юность здесь прошли. Людмила Федоровна – ярчайший экземпляр катынской жительницы.
— Белорусские мы. Оттуда нас пригнали. Раскулачили отца маминого. Мою маму привезли, 8 лет ей было, и именно в такую глушь. И вот жили всю жизнь. У маминых братьев было сколько коней, сколько коров!
Пошли копать картошку, бабушка накопала корзину, поставила и пошла другую копать. А бык пришел, она стала отгонять, а он схватил ее, два раза поднял, на пол бросил, она две недели пожила и умерла. Так жалко ей было картошечку, что съест. Картошка была на вес золота…Маме было 14 лет тогда. Дедушка не женился, детей воспитывал. Мамины братья пошли на войну, один только пришел назад, а четверо убили. А они Катын наш топорами строили! Да, топорами. А папины… папина у меня бабушка была, растила меня. Прожили, выжили слава Богу. Бедно жили, нам одевать было нечего. Один придет с улицы – быстрей надеваешь сапоги или галоши, охота к соседям сходить, к Надьке Нюрочкиной. А она (сестра) отлупит меня: «На-на, зачем мои сапоги взяла!» Я зареву и босиком убегу. Прибегу – ноги к печке, погреем… А счас вот выбрасываем, я всегда как вспомню, так плачу. Вот я выбросила такие сапоги красивые, мне бы в то время такие…
При каждом удобном случае Людмила Федоровна наведывается на свою ненаглядную Родину.
— Да там родня – все. Зайдешь куда: «О-о-о-о Люська! Люська Войтова приехала!» Лизкина Люська меня звали. Лизкина Люська с утра пораньше пошла за водой, у нас так говорили. Пошла за водой. И поет. Несу три ведра да еще песни пою. 15 литров тут, 15 тут, несу и еще песни пою! Мама — нет. Да ей не до песен было. Я родилась в 41-ом, папу забрали на войну. И в 42-ом уже он погиб. Нас четверо. Как она мучилась, бедная! Папа работал продавцом, а когда погиб, нас из квартиры выгнали, иди куда хочешь. Она че-то продала, избушку купили, потом корову продали – домик купили. Очень тяжело жили, куда ей петь. Ну, а мы уже – певицы. Что певицы, то певицы! Восемь золовок у меня, все певуньи были, и я к ним попала. У нас очень весело было. В Масленку, Пасху, Май, Тройцу собиралися. И к каждому празднику – свои песни. Вот такая наша катынская «Браженька»:
Браженька, браженька медовая
А кто ж тебя пить будет, молодая?
Уехал мой миленький в городочек.
Ненадолго времечко – на часочек.
А я вслед за миленьким во следочек.
Гнала, гнала милого – не догнала,
На дорожке яблоня вырастала
Гнула, гнула яблоню – не согнула,
Приехал мой миленький – я не вчула.
Взял меня за рученьку – я вздыхнула.
Устань, устань, милая, пробудися,
На мою колясочку подивися.
А моя колясочка не простая,
А моя колясочка золотая…
Удивительно, что катынские певицы не только подбирали и впитывали в себя все песенное богатство предков, но и сами сочиняли. Причем сообща! Как это было весело и здорово, можно судить по песенке о девушке, полюбившей молодого шофера, вопреки желанию матери.
Как-то в маленькой деревне
Я как роза, расцвела,
И шофера молодого
На квартиру приняла
ШофЕр в беленькой рубашке
Стал ухаживать за мной,
Загорелось мое сердце –
Стать шофёровой женой.
Вот живем, живем неделю,
Хлеба нету ни куска.
Вот тогда я понимаю –
Что шофёрова жена.
Била меня мама, била
Об машину головой, ой-ой-ой,
«Вот те, доченька, машина,
Вот шофёрик молодой».
Как-то в маленькой деревне
Я, как роза, расцевела,
И с шофёром чернобровым
Навсегда судьба свела.
И напрасно мама била
Об машину головой.
Ой-ой-ой.
Вопреки всему я буду
Лишь шофёровой женой!
Последние слова Людмила Федоровна выпевает с таким озорством, что былая резвая Люська предстает во всей своей юной красе, невзирая на сегодняшние седины. Каждая ее песня равным образом как с родным Катыном, так и с любимым мужем Виталием-Витькой. Жили они так дружно и мирно, что нынешним парам только бы учиться такому взаимоуважению. Хотя для них это было естественно.
— Он мой дорогуша! Мы друг друга больше никак не звали, он – дорогуша и я – дорогуша. Это знаете чё? У него дядька был, они так хорошо с женою жили. И мой так решил: мы будем друг дружку только дорогушей звать. И вот мы так прожили 40 лет. И до сих пор я его дорогушей называю, хоть его уже 22 года нет. И вообще у нас в деревне все дружно жили. Все праздники вместе, поем и пляшем. И никаких выпивок. Ну, бывало там что-то когда-то, бражку замешают, выпьют, все… Давнишняя, давнишняя деревня. Глушь, глушь какая, медведи ходили, волки ходили, козы бегали. Дорогуша мой охотился. Так хорошо нам было, мы с мясом, налимов вот таких ловил. В бочку такую на лето наловит, сильно насолит. А потом достаем и жарим. Вкусно. Он у меня ишачил везде: на лесовозе работал, и лес валил, вальщиком 25 лет, потом в лесничестве…
Две самые свои большие и горькие потери – Катына и дорогуши-мужа -Людмила Федоровна компенсирует любовью своих пятерых детей, которые маму на каждый праздник подарками осыпают («я отнекиваюсь, а как получу – рада!»), общением с атагайцами. А еще – песнями! Они-то никуда не убегут, не оставят.
— Ради песен и живу! Ради песен! Я вот захочу поплакать — и пою. А дома бывает мне трудно, тяжело. Возьму песенку – и пою. Вот так и хранюся. Лизкина дочка сохранилась!
А вы мухи, вы комарики мои,
А чего ж вы всю ночку прогули,
А нам с милым спокой ночи не дали?
Ойх!…
Автор статьи
Зоя Ивановна Горенко
____
Читайте другие статьи о нашей летней экспедиции:
«Старая мельница крутится-вертится, перемалывая людские судьбы»